Свобода воли - Николай Онуфриевич Лосский

3. Психологистический детерминизм

Примером психологистического детерминизма может служить учение Т. Липпса.

Метафизика Липпса прямо противоположна материализму. Основное мировое бытие, согласно учению Липпса, есть дух, всеохватывающее божественное мировое я. Человеческие индивидуальные я суть ограниченные обнаружения этого мирового я. Психическое бытие не пассивно, оно есть фактор, причинно обусловливающий возникновение новых событий. Однако, как и Гоббес, Липпс говорит, что «всякое событие имеет причину» и «если дана причина некоторого события (и притом дана целиком), вслед за этим можно себе представить только наступление такого то определенного события».[25] Хотения человека не составляют отсюда исключения. Каждое «человеческое хотение непременно определяется или детерминируется в одном направлении совокупностью всех условий, среди которых оно наступает» (стр. 329). Как и всякое другое событие, хотение «наступает по необходимости и необходимо именно в том виде, в каком оно является, если имеется налицо данная причина, как таковая». «Задержка такого рода события или наступление вместо него иного события для нас немыслимы». (стр. 330). Поэтому индетерминизм, понимаемый Липпсом, как учение о беспричинном хотении, есть для Липпса набор слов, лишенных смысла. (330).

Однако, в отличие от Гоббеса, Липпс полагает в основу мира не бессмысленную материю, а мировой дух, и потому в составе условий развития душевной жизни и человеческого характера он находит одну слагаемую чрезвычайно высокой ценности. В самом деле, в согласии с своей метафизикой, устанавливающей единство мира на основе единого, всеохватывающего Мирового духа, Липпс утверждает, что существует независимый от субъективных индивидуальных склонностей порядок ценностей, объективное превосходство одних ценностей над другими. Поэтому «при предположении полного представления всевозможных человеческих целей и при совершенном и чистом объективном рассматривании и оценке их, эти цели вступают в порядок, соответствующий их объективной ценности и повсюду одинаковый» (308). Далее, при этом предположении «сознание долга и его содержание является повсюду, т. е. во всех личностях, одинаковым» (308).

Имея в виду, такой высокий элемент личности, как сознание объективной ценности целей, Липпс особенно склонен подчеркивать, что характер человека, и образ мыслей его вырабатываются при его собственном содействии. Липпс развивает эту мысль, нисколько не покидая строжайшего детерминизма: «всякая мысль, продуманная мной, каждое мое прошлое хотение, каждая уступка какому либо искушению или сопротивление ему, также содействовали определению моего характера, в том виде, как он существует теперь, — следовательно, я все-таки кое-что сделал для выработки моего характера и нравственного строя моей личности. И я каждую минуту снова оказываю подобного рода «содействие» (342).

Не удивительно поэтому, что Липпс, не отказываясь от своего детерминизма, развивает учение о свободе человека. В самом деле, детерминисту ничто не мешает признавать относительную отрицательную свободу, именно независимость хотения от той или иной группы условий. Система метафизики Липпса дает особенно удобную почву для того детерминистического понятия свободы, которое называется психологической свободой. Сущность его будет понятна из следующих заявлений Липпса: свобода, говорит он, существует тогда, когда решение «является вполне моим действием, происходит вполне от меня, имеет свое достаточное основание во мне, т. е. вполне обусловлено мной: моим существом, моим образом мыслей, моими склонностями, моими размышлениями и, т. п.» — Несвобода является тогда, когда, напр., во мне возникают противоположные друг другу мотивы, и «внешнее принуждение заставляет меня действовать в направлении одного из них» или, напр., в том случае, когда «некоторые из различных мотивов, которые заключаются во мне и могут проявить действие, парализуются вследствие влияний, которые получаются мной извне, — положим, вследствие гипноза или наркоза» (319) Коротко говоря, «человек свободен в той степени, в какой он сам является виновником своих поступков» (стр. 346).

Среди мотивов человеческого поведения одни имеют положительную, а другие отрицательную нравственную ценность. Идея человека, каким он должен быть, требует поведения, в котором победа всегда была бы на стороне положительных нравственных мотивов. В той мере, в какой этот идеал достигнут, нужно говорить о нравственной свободе, понимая этот термин в духе детерминизма, именно вкладывая в него только отрицательное относительное значение, т. е. независимость поведения данного человека от нравственно отрицательных мотивов. Такое понятие нравственной свободы имеет место, конечно, и в психологистическом детерминизме Липпса.

Существует однако и такое видоизменение понятия нравственной свободы, которое для Липпса неприемлемо; ему нужно уделить несколько минут внимания, так как при этом для нас выяснится точное учение Липпса о составе человеческой личности. Можно утверждать, что идея человечности есть особый вид бытия, и что она составляет подлинное ядро человеческой личности, соответствующее идеалу человека; а природные условия реальных обнаружений человека, связанные, напр., с его телесностью, составляют относительно внешний слой человеческого бытия; различая таким образом в человеке εἰδος (идея) и φὺσις (природа), можно утверждать, что φὺσις некоторых случаях есть препятствие для выявления идеальной сущности человека.

Запойный пьяница, обжора, сладострастник и т. п. могли бы при этом рассматриваться, как существа с пониженной свободой, а потому уменьшенной вменяемостью и ответственностью, вроде того, как человек, у которого скрючены пальцы рук, вследствие страдания артритом, не может быть осуждаем за неловкие движения его рук.

Согласно этому учению свобода воли совпадает с нравственной свободой, т. е. существует лишь там, где хотение и решение обусловлено сполна идеальной сущностью человека, т. е. не зависит от его чувственной природы. Такое сужение понятия свободы воли не приемлемо для Липпса; он считает его результатом гипостазирования нашей мысли. «Идея нравственного человека», говорит он, «существует только в мышлении». Строя изложенную теорию в применении, напр., к прирожденному преступнику, «мы сравниваем действительную личность прирожденного преступника с этой мысленной идеей». «В данном случае, как это бывает часто и в других, мы из предмета нашего мышления делаем нечто реальное. И мы думаем, что эта реальность находится налицо в преступнике». «Таким образом мы как бы и раздваиваем человека. Мы воображаем себе существо преступника: один раз, как хорошее само по себе, а другой — как преступное, каковым оно и является в действительности. Мы полагаем что первое является собственным или первоначальным существом человека; второе же только как бы приходит извне, задерживая развитие первого и воздвигая ему на пути препятствия» (358). Отвергая таким образом разграничение в человеке двух видов бытия, идеального и природного, Липпс не соглашается с мыслью, что прирожденный преступник есть существо с пониженной свободой воли. Выбор, делаемый прирожденным преступником, говорит Липпс, «возникает из его природы или из его сущности. Если он решается на злое дело, то именно в таком решении «свободно» получает силу его собственный характер,