Окруженец. Затерянный в 1941-м - Вадим Мельнюшкин

Темнеет сейчас поздно, до заката часа три или около того. Пока местные с покойниками разберутся, с полчаса у меня есть. Во-первых, корзиночку, что немец пёр, надо прибрать — что с боя взято, то свято. Тут ещё много чего вкусного. Из фляги бы отхлебнуть, но надо иметь трезвую голову, хотя мозги скоро закипят. Вот это как раз — во-вторых. Надо осмыслить чтó я с немца получил. Язык теперь знаю, бытовуху и устройство Рейха тоже. Вполне смогу за гражданина сойти. А вот политика, это что-то с чем-то. Мир этот точно больной. Так ведь, дурак, с коммунистов фигел — думал у них с головой не всё в порядке. Нет, я и сейчас так считаю, но наци — это вообще ни в какие ворота, даже распашные с калиткой. Первые хотя бы хотят сделать всех людей счастливыми. Ну не совсем всех, кое-кого в расход отправить собираются, хотя пока в основном на своих тренируются. Желание осчастливить человечество, причём всё, по одной схеме и прямо в его присутствии — это конечно диагноз. Но вот вторые, вот эти кому угодно фору дадут. Короче, додумались до того, что они истинно разумные, а все остальные должны быть их рабами. Даже римляне, на которых каких только собак ни навесили, до такого не дошли. Как там у них — нет ни римлянина ни иудея… Что самое смешное, иудеи у наци даже в качестве рабов не котируются. Ну и что теперь делать? Сдаваться в плен к этим ненормальным в квадрате нельзя ни под каким сиропом. Их только могила исправит. Похоже, если хочу выжить, придётся этим и заняться. Пусть они умрут сегодня, завтра и послезавтра, а я нескоро, а если выбраться удастся, то возможно очень нескоро. Всё, некогда сейчас, подумаю об этом завтра. Дерюгу уже тащат, значит надо быстренько унтера обшмонать.

Ничего особенно интересного не нашёл, так мелочи — запасная обойма к "люгеру", коробка на двадцать пистолетных патронов, часы, зольдбух, немного денег и прочая мелочь что лежит в мужских карманах вроде сигарет, зажигалок, расчёсок. Так как не курю, хотел сигареты сначала мужикам отдать, но подумал, что те на них здорово спалиться могут, да и мне для других целей сгодятся. Вдруг собачки например появятся, не слишком хорошая конечно защита, но и минута лишняя при погоне для спасения не помешает. Напрягать мужиков на самосад не хочется, они ещё не знают, что просто так от меня не отвяжутся, вдруг решат что меня проще убить чем прокормить. Война всё спишет.

— Уважаемый, а как величать тебя лучше? — обратился я к обладателю вил, впрочем сейчас, их уже не имеющему.

— Опанас Григорьевич я, но все дядькой Опанасом кличут.

— Тогда, дядька Опанас, пригляди чтобы с немцев народ ничего не растащил. Мне в общем не жалко, но если этих искать будут, а увидят у кого гармошку какую губную, часы или курево, погорите всей деревней, причём в прямом смысле.

— Чего ж мы, совсем без разуму?

— Берёшься за всех ответить?

— Не, за усих не возьмусь. Разные есть. Лады, погляну.

— Ну вот и хорошо. Ещё к тебе вопросик — кто местность здесь хорошо знает?

Мужик странно посмотрел на меня.

— Як хто? Уси и разумеют — живём мы тут, как не разуметь.

— Хорошо, давай по другому. Кто знает как в болото мотоцикл протащить, чтобы не утопить, но и не нашёл его никто?

Тут дядька уже задумался.

— Ну, Кузьма болота разумеет, но вшел он кудыть третьего дни. Пацан если его, Миколка. Тот завсегда с батькой шляется, даж в школу не ходе. Председатель Кузьму завсегда с того костерил.

— Так удастся Миколку найти?

— Як вще ево искать. Вона с малыми подглядыват, — и указал на группу мальчишек, что собрались метрах в пятидесяти и что-то активно обсуждали, не отрывая от нас взглядов.

— Миколка, подь сюды.

От группы отделился паренёк лет двенадцати и пыля босыми ногами помчался в нашу сторону.

— Вот, Миколка, товарищу бойцу помощь треба.

— Николай, — с серьёзным видом протянул немаленькую мозолистую ладонь мальчишка.

— Константин, — с неподдельной серьёзностью ответил я и пожал руку. — Помощь от тебя, Николай нужна следующая. Место мне нужно, куда можно мотоцикл своим ходом загнать, но так чтобы и не далеко, и не нашёл никто, и в сохранности всё осталось. А если ещё и немцев где можно будет схоронить, а лучше попросту притопить, то и вообще хорошо.

— Можно, — молвил Коля, предварительно поморщив лоб, будто обдумывает что-то, но по сразу загоревшимся глазам, было понятно, что место такое он знает. — Покажу, но близко не будет. Да и лошадь нужна с постромками — своим ходом не пройдёт, хоть механизм и мощный. У нашего участкового послабже был.

Ишь, разбирается, прогульщик.

— Как дядька Опанас, лошадь будет?

— Та буде, куды от вас, бусурман, деваться.

— Вот и отлично. Через десять минут встречаемся… А кстати, Николай, где?

— На околице, там, — он махнул рукой в ту сторону, откуда я пришёл.

— И ещё, дядька Опанас, не в службу, если кто баню топит пусть мне водички тёплой оставят — третью неделю из лужи умываюсь, сам небось по запаху заметил.

— Да, уж, — усмехнулся тот. — Дух свиреп. По любому Любку обмывать надоть. Апосля покойницы не сбоишься? Хотя чё те, душегубцу.

— Да ничего страшного, я непривередливый, да и в приметы не верю.

Моё утверждение о приметах мужику явно не понравилось, но тот промолчал.

— А волосы стричь у вас кто умеет? — вдруг вспомнил я.

— А те накой? — удивился Опанас, глянув на мой слегка заросший полубокс.

— У немцев стрижки другие, мою всё равно в их не превратить, но если поаккуратнее подравнять, но под пилоткой почти незаметно будет.

— Ты чо ж, в ихнем бродить собрался? В емперилистическу за то стреляли враз.

— Эх, если я им живым попадусь, боюсь, по-любому, расстрелом не обойдусь.

— Ну тож верно. Лады, Верку спрошу, усих пользует, може и тебе обломится, — хитро усмехнулся он в усы.

Намёк про Верку был понятен, но что-то мне не до того сейчас. Около мотоцикла уже лежали три трупа, завёрнутые в драную мешковину, кое-где уже пропитанную кровью. Рядом были сложены и вещи, что сняли с покойников. Быстро собрав боеприпасы и прихватив ещё кое-какую мелочёвку вроде перочинного ножа и плоского фонарика со светофильтрами, попросил унести вещи и застелить коляску ещё парой слоёв мешковины. Все трое в коляску не влезли, и один труп пришлось закрепить верёвками. Наконец, под озабоченными взглядами жителей деревни, тронулся в путь. Колька уже ждал, сидя охлюпкой, на серой кобыле. Сразу попросил его внимательно осматривать дорогу — неподалёку должно быть место, где немцы обстреляли моего будущего донора. Надо бы гильзы собрать, нечего немцам давать зацепки, вдруг жителей деревни обвинят. Место нашли, причём сворачивать надо было там же. Намаялись с лапником, который разложили на месте съезда в лес, дабы следов не оставлять на обочине — штык немецкий оказался туп как колун, не следят дойчи за оружием, а ещё орднунг называется. Шучу, но если бы не сведения, полученные от унтера, так бы и подумал, что ленятся.