Пианист Наум Штаркман - Елена Наримановна Федорович

Его выпускной экзамен надолго запомнился слушателям. По существу, это был концерт зрелого артиста. “Выступление талантливого ученика К.Н. Игумнова вышло за рамки выпускного экзамена, – писал впоследствии критик А. Любицкий. – В течение двух с половиной часов (беспрецедентный случай) он играл сложнейшую программу, в которую вошли 24 этюда Шопена, Соната си минор Листа, Второй концерт для фортепиано с оркестром Рахманинова и ряд других сочинений”.

Но и после окончания консерватории Штаркман понимал, что ему необходимы советы зрелого музыканта. “Я был молод, и мне и далее требовалась помощь: доброе, строгое ухо”, – говорит он. Наум Львович считает, что ему повезло: он встретил Марию Израилевну Гринберг. Это выдающаяся пианистка, по-настоящему не оцененная официально (она умерла Заслуженной артисткой РСФСР).

Марию Гринберг отличали великолепная организованность, ум, самостоятельность, природная сильная воля и безукоризненный пианизм (при небольшой руке). “У нее были оригинальное мышление и совершенно мужская голова”, – говорит Штаркман. Она умела замечательно исполнять и классическую, и романтическую, и современную музыку. Ее репертуар отличался монументальностью: Гринберг исполняла 32 сонаты Бетховена, монографии Баха, Моцарта, Мендельсона, Брамса. Одной из первых она исполнила цикл из 24 прелюдий и фуг Шостаковича.

Под руководством М.И.Гринберг Штаркман готовился к Пятому Шопеновскому конкурсу в Варшаве (1955), Конкурсу им. Виана да Мотта в Лиссабоне (1957) и к Первому международному конкурсу им. П.И. Чайковского в Москве. Не сыграв Марии Израилевне всю программу, Штаркман в тот период на сцену не выходил. Регулярных занятий не было, но он не играл, пока Гринберг не даст “добро”.

Мария Израилевна научила Штаркмана строить свои концертные программы. По его мнению, это тоже искусство: необходимо, чтобы и удобно было играть самому, и интересно воспринимать слушателям. Кроме того, в построении программ важна художественная логика. Штаркман до сих пор руководствуется советами Гринберг, и это помогает ему строить свои сложные, масштабные концертные программы мастерски.

Послеконсерваторский период был для Штаркмана чрезвычайно насыщенным творческими поисками и пианистическим совершенствованием. Он все более раскрывал именно лирические стороны своего дарования, как и предвидел К.Н.Игумнов.

Но для молодого артиста ХХ века путь на большую сцену лежит через победы на крупных конкурсах, и Штаркман не был исключением. Как и другим музыкантам, ему предстояло завоевать право на артистическое имя.

Его первый конкурс состоялся еще в Свердловске во время войны. В 1943 году там проводился Всероссийский конкурс исполнителей. Штаркману тогда было всего 15 лет, он по возрасту не мог стать участником и играл вне конкурса – ему просто разрешили выступить. Но все-таки это было его первое соревнование со взрослыми музыкантами, на котором он выступил удачно, получил конкурсный опыт и был удостоен поощрительной премии.

В 1945 году в Москве проходил первый послевоенный Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей, и Штаркман очень хотел принять в нем участие. Но этому воспрепятствовал Игумнов. Константин Николаевич не любил форсировать развитие своих учеников, предпочитая постепенное приобретение ими надежной школы. “Это не твой конкурс, это конкурс Рихтера”, – сказал он тогда Штаркману (он не ошибся, С. Рихтер действительно получил на этом конкурсе первую премию, разделив ее с учеником С.Е. Фейнберга В. Мержановым).

Впервые участвовать в международном соревновании пианистов Штаркману довелось в 1955 году, когда в Варшаве проводился Пятый конкурс имени Шопена. Для того чтобы туда попасть, необходимо было пройти строжайший отбор дома, в Москве.

Со всего Советского Союза съехались молодые пианисты, претендовавшие на участие в шопеновском конкурсе, и играли программы всех трех туров. Проводился отбор на второй тур, затем на третий. Претенденты, прошедшие в финал, играли программу третьего тура с оркестром – то есть фактически проходил конкурс перед конкурсом.

Штаркман успешно прошел отбор и поехал в Варшаву. Но там ему сразу не повезло: стояла очень плохая погода (конкурс пришелся на февраль – март), он простудился и заболел.

Участники выступали в алфавитном порядке; его фамилия стояла в конце, и он надеялся к моменту своего выступления выздороветь и играть в полную силу. Но все же еще накануне своего выступления он лежал с температурой и не знал, то ли ему играть, то ли уезжать в Москву болеть. Поскольку Штаркман очень ждал этого конкурса, то решил рискнуть. На первом туре очень волновался, второй был удачнее, а лучшее его выступление на этом конкурсе пришлось на третий тур.

Итогом стали пятая премия и звание лауреата. Штаркман был недоволен таким результатом. Он помнил слова К.Н. Игумнова: “Играть на конкурсе надо так, чтобы получить первую премию”, и был согласен с ними. Тем не менее, несмотря на относительную неудачу, шопеновский конкурс был важен для его артистического становления.

Штаркман приобрел ценнейший конкурсный опыт, который очень пригодился ему впоследствии. Он слушал зарубежных пианистов, причем не только участников конкурса, но и членов жюри.

Среди членов жюри этого конкурса было много замечательных пианистов, которые вечерами, после конкурсных прослушиваний, давали концерты. Там Штаркман впервые услышал А. Бенедетти-Микеланджели, чье искусство произвело на молодого пианиста неизгладимое впечатление. Из советских пианистов в Варшаве присутствовали в качестве членов жюри лауреаты предыдущих шопеновских конкурсов Л. Оборин и Я Зак, также дававшие концерты.

Штаркману запомнилось, что на шопеновском конкурсе к нему все очень хорошо относились – и публика, и участники из разных стран. Ему казалось, что буквально все старались ему помогать.

Он поехал на конкурс без фрака – из суеверия, так как фрак нужен был только для 3-го тура, и он решил, что если возьмет фрак с собой, то наверняка не попадет в финал. А если уж ему посчастливится пройти на третий тур, то фрак он как-нибудь достанет.

Участвовали в Пятом шопеновском конкурсе 128 человек, и длился он целый месяц. В третий тур пропустили двадцать одного пианиста.

Премий сначала было всего пять. Но на этот конкурс приехало столько сильных, ярких музыкантов, что организаторам пришлось увеличить число премий до десяти и учредить десять дипломов (а один участник финала ничего не получил!)

Когда Штаркман прошел в финальный тур, и ему понадобился фрак, то все ему помогали: кто принес фрак, кто галстук-бабочку, кто еще что-то… Все его одевали, все болели за него, и у него осталось очень доброе чувство, хорошая память об этом конкурсе, несмотря на то, что он там заболел и получил только пятую премию.

Следует отметить, что пятую премию на таком труднейшем конкурсе в качестве неуспеха мог расценивать только Штаркман с присущими ему максимализмом и требовательностью к себе. С общепринятой точки зрения, это был крупный успех.

Кстати, разница между первой и