Когда восходит тень - Кейти Роуз Пул

– Я сказала, что думаю, это будет худшей ошибкой в жизни Джуда.

Ее слова словно ударили по Джуду. Он знал, что Пенроуз переживала из-за возвращения Гектора, но не осознавал глубину этой тревоги. Еще больше его шокировало, что она вот так разговаривала с его отцом. Это граничило с нарушением субординации по отношению к будущему Хранителю. Пенроуз понимала это, что означало, что ее сомнения в Гекторе стоили этого риска.

– Вы чувствовали, что это будет ошибкой из-за вопросов вокруг Гектора Наварро? – почти нежно спросил магистрат. – Потому что вы боялись, что Наварро не будет верен клятве?

Пенроуз опустила глаза. Вот и все. Несмотря на попытки Джуда защитить Гектора, подозрения Пенроуз означали, что Гектора обвинят в клятвопреступлении. Приговорят к смерти.

Пенроуз сделала глубокий вдох, закрыв глаз.

– Нет.

Надежда вспорхнула в груди Джуда.

– Так какова была причина таких мыслей? – спросил магистрат.

– Я боялась, – сказала Пенроуз слегка дрожащим голосом, – что Джуд влюблен в Гектора. И, хотя я знала, как Джуд предан своему долгу, я боялась, что рядом с Гектором чувства предадут его.

По телу Джуда сначала пробежал жар, а потом ледяной холод, словно его обжег Божий Огонь. Пепел заполнил легкие, живот. Этого мгновения он боялся с шестнадцати лет, когда понял, что его верность судьбе не такая нерушимая, как он когда-то думал. Мгновения, когда все провалы, ошибки, недостатки Джуда откроются остальным членам Ордена. Когда они все увидят, что вместо непоколебимого в груди Джуда бьется дикое и нежное сердце.

– По вашему мнению, чувства Джуда Везерборна предали его? – мягко спросил магистрат.

Пенроуз опустила взгляд на колени и не ответила. Магистрат позволил повиснуть молчанию.

Наконец едва слышным голосом Пенроуз ответила:

– Да.

– Как я и сказал, – заметил магистрат, чуть ли не с жалостью. – Нарушение правил зарождается в сердце. Паладин Пенроуз, пожалуйста, можете произнести клятву стражи паладинов?

Пенроуз сглотнула, словно сражаясь со слезами, но, когда заговорила, голос ее был твердым как сталь.

– Клянусь выполнять свои обязанности, поддерживать добродетель чистоты, аскетизма, послушания и посвятить себя, свой Дар, и свою жизнь Ордену последнего света.

– Отправившись за Гектором Наварро, поставив свои чувства превыше долга Хранителя Слова, соблюдал ли Джуд Везерборн свою клятву?

Джуд резко вздохнул. Даже не глядя ей в глаза, он знал ответ Пенроуз. А также он знал, как ей больно его произносить. Приговором паладину, нарушившему клятву, была смерть. Но Джуд знал это, когда решил отправиться за Гектором, он понимал, что именно это означает.

– Нет, – бесцветным голосом сказала Пенроуз. – Я так не считаю.

– Это было главной причиной ваших переживаний, не так ли? – спросил магистрат. – Не то, что Гектор Наварро нарушит клятву, но что это сделает Джуд Везерборн.

Все это место воняло мочой.

Беру натянула льняной шарф на нос и нырнула в толпу. Это помогло лишь немного приглушить запах.

В воздухе звенели крики людей, собравшихся вместе, словно стервятники над покрытыми кровью песчаными ямами. Внизу бойцы дрались на кулаках. Иногда все заканчивалось очень плохо. Некоторые из них были пленниками, привезенными из ближайших деревень. Их хорошая битва в ямах могла привести к легкому освобождению. Другие были отчаянными путешественниками, принесенными пустынными ветрами в поисках пригоршни монет или азарта.

Такие мероприятия считались развлечением в этом полном пыли жалком городе. Люди собирались здесь, чтобы посетить матчи и сделать ставки на исход. Беру не понимала, что привлекательного в том, что кому-то разбивают лицо или кто-то собирает свои зубы по дну ямы, но она пришла не смотреть.

Чуть больше недели назад она уехала из Медеи, покинув сестру и единственную известную ей жизнь. Она не знала, куда направляется, но голос в голове шептал: искупи вину.

Он привел ее на восток, к сторожевому посту на торговом пути между Тель-Амотом и Бехездой. Город был таким маленьким, что даже не заслуживал такого названия. Он состоял из одного караван-сарая, водопоя и ям для сражений. Хозяин караван-сарая и его жена Кала пожалели Беру и позволили ей остаться. В обмен она должна была выполнять различную работу в городе.

– Ты пропустила первые пару битв, – сказала Кала, когда Беру добралась до лазарета.

«Лазарет» было слишком щедрым названием. Скорее он походил на кусок земли, отделенный от толпы, с парой скамеек внутри. Битвы в ямах были жестокими и кровавыми, а в городе целителей не было, так что некоторые из горожан брали на себя роль медиков, заштопывая раны в обмен на часть выигрыша бойцов. Беру поговорила с достаточным количеством сражающихся и поняла, что об их ранах никто не заботится. Владелец бойцовых ям даже не кормил их, если они не выигрывали.

– Простите, что опоздала, – ответила Беру. Она уже видела парочку потрепанных бойцов, развалившихся на скамейках.

– Что тебя задержало?

Беру выдала ответ, отрепетированный по пути в город.

– Я убиралась в стойлах и потеряла счет времени.

Но настоящая причина опоздания Беру никак не была связана с уборкой в стойлах. Все дело было во внезапных и резких болях, мучивших ее последние несколько дней. Она понимала и боялась того, что они означали. Беру не знала, сколько времени ей осталось, прежде чем ее жизнь угаснет, но думала и надеялась, что еще немного. Достаточно времени, чтобы сделать то, чего требовал голос в голове.

Искупи вину.

Это был голос Гектора, теперь она это знала. Она все еще помнила, как он звучал, низко и грубовато, когда он сказал это ей в заброшенной крипте в Паллас Атосе. Он хотел, чтобы она призналась, что ее сестра – Бледная Рука. Но Беру просто не могла предать ее вот так, что бы Эфира ни сделала.

А теперь слова Гектора преследовали ее. Его смерть преследовала ее. Ведь это его жизнь Эфира забрала, чтобы исцелить Беру. Последняя жизнь, которую она проживет. Она будет другой, пообещала девушка себе. Она проведет ее, пытаясь следовать словам Гектора.

Искупи вину.

Она пыталась. Эта работа стала началом. Впервые в своей жизни она лечила, а не вредила. Но этого так мало, учитывая все, что она сделала. Беру знала, что сказал бы Гектор. Она не старалась. Ничего не делала. Она просто ждала смерти.

Звон гонга вырвал Беру из размышлений. Начиналась следующая битва. Новый удар гонга последовал за первым. Два означали, что боец победил двух соперников. Бо́льшая часть сражающихся уходила на этом этапе, забирая с трудом заработанные деньги. Но некоторые решали продолжать биться – потому что третья победа стоила в два раза больше первых двух вместе взятых. Редко кто из бойцов выигрывал третий матч, но такие схватки всегда были популярны среди зрителей.