Флейта и Ветер - Дмитрий Янковский

– Тут мы уже были… – Игорь ускорил шаг.

Инна глядела на обезьян расширенными глазами. Сутулый шимпанзе рисовал каракули на белом листе бумаги, потом вставал, аккуратно прикреплял магнитиком к прутьям клетки, возвращался, ставил крестик на грифельной доске и брал новый лист. В соседней клетке две обезьяны в наушниках били в четыре руки по беззвучным клавишам пианино.

Галерея клеток тянулась бесконечно.

Дальше четверо обезьян пилили дрова огромной двуручной пилой, а рыжий орангутанг откалывал топором щепы и при этом попыхивал коротенькой трубочкой. Увидев Инну, он оживился и подмигнул левым глазом. Инна отвернулась. В соседней клетке здоровенная горилла висела, ухватившись рукой за перекладину и в задумчивости тыкала пальцем ноги в клавиатуру компьютера.

Надписи «Зона стерильности» куда-то пропали, теперь под ногами тянулась желтая полоса с красными буквами «Отдел сна, отдел сна, отдел сна…»

Инна тряхнула головой. Светка через плечо пялилась на обезьян.

– В цирке бы они бабла накосили… – шепнула она.

Инна поморщилась, незаметно отошла от подруги в сторону.

– А вот наш «Отдел сна». – Игорь открыл крышку люка в полу. – Спускайтесь.

Он пропустил девушек вперед и слез следом. Грохот железных ступеней еще долго гудел в голове.

Комната внизу больше всего походила на палату в больнице. На десяти койках спали совершенно голые мужики. На головах – шлемы, на ногах и груди – присоски с проводами. На запястье каждого испытуемого виднелся вытатуированный шестизначный номер.

– Забавно… – протянула Светка, разглядывая детали.

Инна покраснела, но старалась не отворачиваться. Психолог – тот же врач. Чего стесняться-то?

– Город активно воздействует на психику людей. – продолжил Игорь. – Нам важно знать, как это отражается на функциях сна. Например, мало кто представляет, насколько много автомобильных аварий случается по вине заснувших водителей. Параллельно мы заметили некоторые, пока не объясненные, процессы, происходящие во сне.

Игорь зевнул и открыл боковую дверь, за которой тянулся длинный, подобный тюремному, коридор, освещенный зарешеченными лампами. В стенах глухие двери с глазками, возле каждой пластиковая табличка с шестизначным номером и черный маркер в специальном зажиме.

– А здесь у нас стоят сурдокамеры. – вальяжно пояснил Игорь и начал заглядывать в глазки. – Тут особые условия. Полная изоляция. За эти двери не проникает ни звук, ни свет. Даже вибрация гасится специальным устройством. Температура тоже не изменяется. Здесь мы изучаем реакцию психики на длительную изоляцию. Нашими данными пользуются даже некоторые космические проекты. Уникальные данные.

Он заглянул в следующий глазок, вздохнул. Потом вынул из зажима маркер и написал на табличке единственное слово: «Ушел».

– Умер? – не сдержала вопрос Инна.

– Нет. Просто ушел. Посмотри, если хочешь.

Она заглянула в глазок. Койка, стол, один стул, огромное зеркало. Камера была совершенно пуста.

– Как это? – не поняла Светка и тоже прильнула к глазку.

– А вот это мы как раз и изучаем. Просто иногда люди попросту исчезают из закрытых камер, обычно во сне.

– Гонишь. – улыбнулась Светка.

– Гоню. – рассмеялся Игорь, и его глаза снова холодно сверкнули.

Инна коснулась стены. Твердая и совсем настоящая.

– Будете хорошо учиться… – начал Игорь, но не договорил.

В конце коридора открылась дверь. Вошедший мужчина лет пятидесяти тоже был очень худым, даже тощим и совершенно лысым. Под воротником белого халата чуть виднелся черный воротник-стоечка.

– О! А это наш профессор. – радостно объявил Игорь. – Здравствуйте, Эрик Рихтерович. А мы уже все!

Профессор кивнул и тоже улыбнулся какой-то странноватой улыбкой.

– Экскурсантки? – коротко спросил он, сверкнув внимательными глазами.

– Да. – робко ответила Инна и почувствовала, как по спине побежали мурашки.

– Почему так мало? – не то недовольно, не то обиженно спросил он, продолжая улыбаться.

– Отсеялись. – вздохнул Игорь и развел руками.

Повисла неловкая тишина. Профессор молча разглядывал студенток, думая о чем-то своем и облизывая яркие сочные губы. Светка поправила волосы и беспокойно оглянулась.

– У вас тут странно. – зачем-то сказала Инна, вытирая взмокшие ладони носовым платочком. – Но интересно. Много вопросов…

Эрик Рихтерович задержал на ней взгляд, потом медленно оглядел сверху вниз. Таким взглядом осматривают товар в магазине. Инна замолчала. Улыбка покинула лицо профессора. Глаза словно буравчики впивались в кожу, Инне показалось, что она чувствует физически, как его взгляд ползет по телу. Она съежилась, но ничего страшного не произошло; ни слова не говоря, Эрик Рихтерович прошел мимо девушек и скрылся за дальней дверью.

Щелкнул замок.

– В общем я вам все показал. – торопливо сказал Игорь и легонько подтолкнул девушек. – Выход здесь.

Он открыл дверь, в которую заходил профессор, и за ней неожиданно оказался все тот же дворик – с одной стороны милиция, с другой детский сад…

Игорь выпихнул опешивших студенток наружу.

Дверь лаборатории захлопнулась за ними с таким обыденным скрипом, точно калитка в покосившейся изгороди. Но именно это обыденность окончательно запутала Инну. Она почувствовала головокружение и схватилась за ствол огромного тополя, чтобы не упасть.

Шум улицы послышался не сразу, а с задержкой, будто его включили огромным рубильником. За приоткрытыми воротами прополз трамвай, потом проехала машина, за ней еще одна.

– Ничего себе так… – вздохнула Светка. – Но второй раз я бы не пошла. Только обезьянки прикольные. И травка у Игоря – супер! Сразу видно, человек понимает. Деньжата наверное водятся. Такую траву где попало не возьмешь.

– Он ужасный! – Инна передернула плечами.

– Кто? – Светка сощурилась, прикрывая лицо от солнечных лучей. Пятнистая тень тополя рябила на асфальте, словно вода размывая происходящее.

– Профессор этот… Глаза прямо как черви. Так и сожрет кажется! Бр!

– А по-моему так очень даже ничего. Хотя староват… Ты внушаемая трусиха. Тебе нужно развивать в себе здоровое легкомыслие. Нельзя же жить с таким уровнем тревожности. Ты, кажется, веришь в бога? Вот и положись на него, если веришь. Он сам как-нибудь все устроит. А ты получай удовольствие. От всего. От секса, от музыки, от травки… Жизнь – для кайфа, а не для заморочек.

Инна не ответила.

Они вышли на тротуар восьмой линии через арку ворот. Здесь, на улице, звуки городской суеты были так отчетливы, что странности лаборатории быстро стирались из памяти, и обыденность жизни отодвигала из все дальше. В самый дальний чуланчик мозга, где валяется на всякий случай все непонятое или неосознанное. Подумаешь, сурдокамеры… Где-то, по телику кажется, о них уже говорили.