Порожденная грехом: Часть 2 - Кора Рейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня ничто не сдерживает. Я могу отделить свое сердце от мозга. Моя работа в Фамилье не имеет ничего общего со мной и Мэддоксом.
— Нет никакого Мэддокса и тебя. Он бросил тебя.
Я сузила глаза.
— Он не может меня бросить. Мы не состояли в отношениях.
Амо отмахнулся от меня.
— Не продолжай. Я не хочу знать подробностей о твоем статусе: «заключённая с бонусами».
Я швырнула в Амо то, что смогла схватить, — тяжелый учебник по алгебре с пола. Ему едва удалось увернуться от него, затем он поднял руки.
— Хорошо. Давай больше не будем упоминать байкера.
— Спасибо.
Я подошла к его дивану и опустилась на него. Амо вернул свое внимание к экрану компьютера, где он читал о топографии Пенсильвании. Я не была уверена, было ли это для домашней работы или для их охоты на байкеров.
— Наши солдаты в конце концов примут тебя, — сказал Амо, но в его тоне прозвучало скрытое «но».
Наши солдаты. Для него все это так естественно. Его приняли с распростертыми объятиями, и никто никогда не сомневался, что он станет Капо, когда отец выйдет на пенсию.
Я также знала, чего Амо не сказал.
— Потому что они уважают и боятся отца.
Он не отрицал этого.
— Я заслужу их уважение.
— Тебе придется приложить намного больше усилий, чем мне.
Я знала это. На женщин смотрели свысока. Мы должны были быть красивыми и уметь держать язык за зубами. Из-за папы я была избавлена от сексистских комментариев, но мужчины не воспринимали меня всерьез из-за меня самой.
— Ты все еще уверена насчет татуировки? — спросил Амо, указывая в общем направлении на мою спину.
Я напряглась, как делала всегда, когда мне напоминали об уродливых словах, вытатуированных на спине.
ШлюхаВитиелло.
— Да. Я не стану тратить месяцы на сведение, чтобы остались шрамы. Люди будут знать, что означают эти шрамы и что случившееся беспокоит меня настолько, что я хочу полностью стереть это с моего тела. Это будет выглядеть слабо. Я сохраню слова, но покрою их своей правдой.
Амо кивнул.
— Может, я тоже набью еще одну татуировку.
Я усмехнулась.
— Удачи в убеждении мамы. Ты бы даже не набил свою первую татуировку, если бы она не была необходима для Фамильи.
— Папа поговорил бы с ней.
Я закатила глаза.
Раздался тихий стук.
— Да, — ответил Амо.
Мама заглянула, выражение ее лица было обеспокоенным, но прояснилось, когда она увидела меня.
— Вот ты где, Марси. Я сначала зашла в твою комнату.
Я редко проводила время в своей комнате. Амо пока не жаловался на мое присутствие. То ли его это действительно не беспокоило, то ли его чувство защиты поднимало голову. Я не была уверена.
— Что ты хочешь? — спросила я, одарив маму твердой улыбкой.
Она все еще беспокоилась обо мне, особенно после исчезновения Мэддокса. Втайне она, наверное, радовалась его ухожу не меньше, чем папа, но никогда бы этого не сказала.
— Джованни здесь.
Мой рот открылся, я была совершенно ошеломлена.
— Он не звонил?
— Насколько я знаю, нет, — ответила мама.
Она посмотрела на Амо.
Он пожал плечами.
— Ни у меня нет его номера, ни у него моего. Мы не настолько близки.
Я проглотила гнев.
— Папа. Сомневаюсь, что Джованни осмелился бы явиться не спросив сначала разрешения.
Мама успокаивающе улыбнулась мне.
— Твой отец беспокоится о тебе так же
как и я. Возможно, он подумал, что тебе будет полезно с ним увидеться.
Я расхаживала по комнате.
— Как мне поможет встреча с моим бывшим парнем через несколько часов после ухода Мэддокса?
— Старое пламя горит дольше, верно? — пробормотал Амо.
Я бы швырнула в него еще одну книгу, и не промахнулась бы на этот раз, если бы не присутствие мамы.
— Ты увидишься с ним, или мне выпроводить его? — спросила мама. — Он в фойе.
Я не могла поверить, что Джованни здесь. Из всех людей, которых я не хотела видеть сейчас, он был на первом месте.
— Выпроводи его. Не могу с ним сейчас иметь дело.
Мама кивнула и повернулась.
Мэддокс, вероятно, в этот момент уже устраивался поудобнее с одной из своих пассий, чтобы она сделала ему минет. Эта мысль вызвала у меня тошноту и ярость одновременно. Я не жалела о произошедшем между нами, мне это слишком понравилось, но я хотела бы, чтобы меня не вовлекали в это эмоционально.
— Подожди! — крикнула я, спотыкаясь вслед за мамой. Она повернулась с поднятыми бровями. — Я поговорю с ним, — быстро сказала я. — Было бы невежливо прогонять его, когда он проделал такой путь.
— Верно, — сказала мама. — Будь непредвзятой.
Она имела в виду, что, возможно, я пересмотрю свое мнение о Джованни. Моим первым инстинктом было сказать нет, потому что расставание с Джованни стало освобождением. Я не могла понять, как возобновление отношений с ним может помочь мне чувствовать себя лучше. Возвращаться к бывшему парню только потому, что не можешь быть одна или чтобы успокоить разбитое сердце, худший вариант.
— Должна ли я сказать ему, что тебе нужно подготовиться?
Я посмотрела на себя сверху вниз. На мне были спортивные леггинсы и кофта — одежда, которую я надевала на людях только по дороге в спортзал или из него. Тем не менее, я покачала головой.
— Мне не хочется наряжаться.
Джованни мог увидеть настоящую меня, девушку без макияжа и в кофте. Это была лишь крошечная часть меня, но он никогда ее не встречал. Только идеальную Марселлу. Я последовала за мамой вниз. Как она и сказала, Джованни ждал в фойе, рассматривая старую семейную фотографию с легким любопытством. Должно быть, он видел ее сотни раз. Он повернулся ко мне, когда я встала на последнюю ступеньку, его глаза рассматривали мой наряд. На его лице промелькнуло удивление, но он быстро скрыл его теплой улыбкой.
К моему шоку, я больше не злилась на Джованни за его слова о том, что я буду уничтожена, если порву с ним. Похищение расставило все по своим местам. Он был ранен и шокирован, поэтому выплеснул свою злость единственным доступным способом.
Я кивнула маме, показывая, что она может уходить. Она проскользнула в гостиную и закрыла дверь.
Между мной и Джованни воцарилась тишина. Он, как обычно, был безупречно одет в рубашку на пуговицах и слаксы плюс будапетеры. Этот наряд больше ничего для меня не значил. Мэддокс превратил меня в любительницу кожаных курток, байкерских ботинок и джинсов, что еще больше злило, поскольку в нашем кругу никто так не одевался.