Блудница - Екатерина Маркова

Вокруг Марии и ее экстравагантной знакомой стали собираться прохожие. Раскрасневшаяся, возбужденная Мария обняла за талию девочку и, громко смеясь своим чарующим волшебным смехом, приподняла ее от земли и закружила вокруг себя, никак не реагируя на любопытных зевак.

Тогда Потапов еще раз поразился той невероятной свободе и поразительной раскрепощенности, которая была в Марии не чем-то приобретенным или искусственным — это была ее суть, гармоничная природная легкость, дарованная с рождения.

Запутавшись в длинном одеянии француженки, Мария поскользнулась, и если бы Потапов не схватил обеих в крепкие объятия, восторг зрителей достиг бы апогея…

На секунду обе женщины замерли в сильных руках Николая, а он не спешил раскрывать объятия, чувствуя, как трепещет под его ладонью разгоряченное тело Марии. Из-под длинной челки на него в упор глянули влажные, черные, как маслины, глаза девочки. Николай с удивлением отметил, что ей, на вид выглядевшей совершеннейшим подростком, гораздо больше лет.

— Это твой знакомый или случайный прохожий? — спросила она у Марии, даже и не думая высвобождаться из объятий Потапова.

— Случайный знакомый. Его зовут Ник. Он живет и работает в Стокгольме. А здесь в командировке. — Мария лихо говорила по-французски, и ее грассирующая речь вперемежку с возбужденным дыханием выдавала всю полноту чувств, которую она испытывала к черноглазой подруге.

— Ник говорит по-французски? — уже явно кокетничая с Потаповым, спросила француженка, не отрывая от него взгляда и прильнув еще плотнее сильным тренированным телом.

— Он говорит очень плохо, но понимает практически все, — ответил Николай и разомкнул объятия.

— Ну уж прямо-таки и все! — весело усомнилась француженка и обменялась с Марией каким-то особенным, только им понятным красноречивым взглядом.

Мария грациозным движением пригладила разлохматившиеся волосы и представила Николаю подругу.

— Это Женевьева. Она фантастическая балерина, ее перетягивают к себе самые знаменитые балетмейстеры земного шара. Сейчас она согласилась танцевать партию Жизели в Мариинке. Та-ак, уже прочла в твоих глазах вопрос: «Где же вас с ней свела судьба?» Но рассказывать об этом, все равно что взять и поведать всю мою жизнь. Ты же и так ничего обо мне не знаешь, Ник. И это прекрасно!

Потапов согласно кивнул. Да, действительно, он ничего не знал о Марии… и знал о ней все, что только мыслимо знать мужчине о женщине. Он слишком долго вымучивал эту встречу с ней, чтобы не понимать, как коварно может распорядиться ими их земная судьба. И не потому, что жизнь порой творит только хаос, а потому, что горьким правилом земной любви является невозможность втиснуть в ограниченные рамки человеческой жизни судьбу, предначертанную Божиим промыслом и потому рассчитанную на вечность, а никак не на огрызок земной истории. Он знал Марию, как знает расходившийся ветер послушную рябь трепещущей листвы, как знает морской прибой каждую пядь своего отлива, как знает человек неизбежность сумерек после неистовства солнечного света. И в этом извечном знании была та предначертанность, которую остро, до слез в глазах ощущал Потапов. Он понимал, что его личная воля ничего не решит в возникшем раскладе. Ему дана свыше любовь к этой женщине, сначала терзавшей его душу и плоть в предсуществовании, в мучительных изматывающих снах, а потом свалившуюся как снег на голову именно тогда, когда он меньше всего был готов к этому обретению. Конечно, его мучило нормальное человеческое любопытство: кто отец Ксюши и состоит ли Мария с ним в браке, чем она занималась, день за днем, до их встречи, и, наконец, почему она продает свою любовь за деньги… Об этом Потапов пытался пока не задумываться, убаюкивая свое сознание возникновением какого-то абсурдного, несообразного недоразумения.

— В присутствии двух женщин так глубоко задумываться просто неприлично. — Мария легонько поддела плечом Николая и зябко поежилась. — Ветер холодный, и я начинаю остывать от жаркой встречи. А не нырнуть ли нам в машину? — И тут же перевела свое предложение Женевьеве.

Сначала Мария плюхнулась на переднее сиденье, но потом, спохватившись, что надо продолжить начатую игру, переместилась назад, и Николай оказался стиснутым с двух сторон горячими, возбужденными встречей женщинами. Он не смог удержаться от близости Марии и, потянувшись, коснулся губами завитка волос за маленьким нежным ухом. Это движение не осталось незамеченным Женевьевой, и ее глаза внезапно вспыхнули, точно в них полыхнули отраженные язычки пламени. Она резко откинулась на сиденье, отвернулась к окну, но тут же, развернувшись обратно и сдерживая всплеск какого-то зародившегося в расширившихся зрачках чувства, поинтересовалась:

— И… как давно Ник стал твоим… знакомым?

Мария, перегнувшись через Николая, заглянула в лицо Женевьевы и, взяв ее маленькую узкую ладонь, сомкнула тесным браслетом свои пальцы на ее запястье.

— Он… в общем-то ко мне имеет мало отношения. Ник — приятель отца, они познакомились… да, кстати, они познакомились в Париже, на книжной ярмарке. Да, Ник? Я ведь ничего не путаю? А потом в аэропорту, когда я встречала папу, он помогал ему нести чемодан… И сегодня мы случайно здесь столкнулись. Я, правда, не сразу его и узнала, но Ник напомнил… У него тогда еще чемодан по ошибке улетел с другим рейсом. Папа потом все волновался, звонил ему, нашлась ли пропажа, и даже связывался со своими знакомыми таможенниками из Шереметьево. В общем, вышла целая багажная эпопея.

Николай изумленно слушал Марию, не понимая, зачем она так вдохновенно врет, время от времени украдкой поглядывая на него.

Машина притормозила у входа в Мариинку, и Женевьева легко выпорхнула на тротуар, взмахнув на прощание крылом своей немыслимой хламиды.

— Она тебе много платит? — с ужасом услышал Потапов вырвавшиеся помимо воли, жестко и больно прозвучавшие слова.

— Если это тебя так волнует — да, много. — Голос Марии прошелестел едва слышно, и Потапов скорее догадался, чем услышал ее ответ.

— Давай пройдемся пешком, — предложил Потапов, покосившись на седоватый затылок водителя Женевьевы.

— Не беспокойся. Это посольская машина, и шофер не сечет по-русски ровным счетом ничего, — усмехнулась Мария. — Впрочем, давай пройдемся. Я должна вернуться к Мариинке через три часа.

Потапов больно схватил Марию за руку и с бешенством прошипел:

— И ты… будешь отдаваться ей так же самозабвенно, так же неистово, как сегодня ночью мне?..

Мария поморщилась от боли и, попытавшись высвободить руку, серьезно поглядела на Потапова.

— Это она будет отдаваться мне… надеюсь, так же самозабвенно и неистово, как обычно бывает в любви.

— В любви? — задохнулся Потапов. — Это ты называешь любовью?!

Он наконец отпустил руку Марии и прошептал горестно:

— Ты хочешь сказать, что я для тебя лишь один из многих, и то, что было между нами, для тебя лишь очередной эпизод? Но деньги… Ты же…