Вторжение - Михаил Ахманов

— К чему природе названия? — с французской непринуждённостью возразил Шеврез. — Природа всего лишь берёт позитрон с электроном и…

— Заткнитесь, — негромко произнёс капитан, и в рубке наступила тишина. — Во-первых, я не поклонник теории Большого Взрыва[6], а во-вторых, я желаю точно знать, что там случилось. Олафсон, — Би Джей похлопал по плечу пилота, — какая дистанция до этого феномена?

— Триста двенадцать и сорок пять сотых мегаметра, командир.

— Три часа полётного времени… И ничего в этой точке нет и не было? Ни корабля, ни зонда, ни астероида, ни какой-нибудь паршивой глыбы? Зайдель, проверь!

Навигатор влез в кресло перед вычислительным блоком, остальные склонились над экранами, где высвечивались спектральные характеристики потока. Литвин видел лишь спины, обтянутые комбинезонами, тёмные кудри Шевреза да обширную плешь Бондаренко. Потом услышал голос инженера:

— А Жак ведь прав! Спектр такой, будто аннигилировала масса в несколько тонн! Может, камешек к нам завернул из антивещества? Хотя нет… при полной аннигиляции на таком расстоянии нас бы сожгло, как тараканов в печке… Но похоже… очень похоже, чёрт побери! Или аннигиляция, или ядерный взрыв…

Юный Иштван Сабо, стоявший рядом с Литвиным, сделал большие глаза и зашептал ему в ухо:

— Как ты думаешь, Пол, реактор у нелегала взорвался? И что за нелегал? Тут, под боком у Юпитера? Магометанин или жёлтый? А может, из нью-луддитов?

Литвин покачал головой. Нелепые предположения! Лишь юный возраст и неопытность Сабо оправдывали их. Исламские террористы, Дети Аллаха, Алый Джихад и все другие-прочие, как и нью-луддиты, в космос, к счастью, не летали, а корабли Поднебесной были слишком маломощными, чтобы добраться к внешним мирам. У террористов имелось много занятий на Земле, одно другого интереснее; миниатюрное оружие, вирусы тетрачумы и психотропные препараты давали столько возможностей, что не было смысла в терактах на Марсе или у Юпитера. Что до китайцев, то те, само собой, не отказались бы устроить пакость на рудниках Цереры или в марсианских куполах, однако их флот контролировался орбитальной службой ОКС. Кроме того, хотя в Поднебесной строили термоядерные станции, компактный реактор, пригодный для дальних перелётов, оставался там недосягаемой мечтой. Политика технологического сдерживания Китая была негласной, но весьма эффективной.

— Что у тебя, Курт? — раздался голос капитана.

— Ещё проверяю, сэр, — доложил Зайдель. — Камней в небесах — что грязи в болоте… Восемьдесят девять тысяч согласно каталогу.

— Чей-то корабль? Или зонд?

— Это уже проверил — точно нет. Никаких рейсов к орбите Юпитера за последние восемь недель. До того болтался здесь «Коперник» с польскими и шведскими планетологами. Очередные исследования Красного Пятна, экспедиция краковского и стокгольмского университетов.

— Может, это «Коперник» и есть?

— Вряд ли, сэр. Шесть дней назад, во время сеанса связи с «Барракудой», мы получили информацию о нём. Лоханка благополучно двигается к марсианской станции «Маринер».

О нелегальном судне и речи нет, отметил Литвин. Теоретически этот вариант не исключался — крупная межпланетная корпорация (вроде «Боинг Космик» или «Нео Полиметалл») могла снарядить корабль или автоматический зонд и отправить его в любую область, сообщив ложные сведения о маршруте и цели полёта. Но деньги в таких корпорациях считали хорошо и на пустые затеи не тратили. Большие боссы — не университетские профессора; им интересны залежи руд в астероидном поясе, а не загадки Красного Пятна.

Вычислительный блок закончил поиск в каталоге и мелодично звякнул. Зайдель отодвинулся — так, чтобы капитану был виден экран. Потом буркнул:

— Ничего, сэр.

— Ничего тут нет и быть не может, — произнёс Прицци. — Разве что какой-то мелкий камешек… Всё ведь не перепишешь!

— А если камешек не наш? — пробасил Бондаренко. — Мог ведь извне появиться, и если он в самом деле из антиматерии…

— Отставить дискуссию, — прервал его Би Джей, выпрямляясь. — Идём в район феномена и поглядим, что к чему. Зайдель, рассчитай курс, Шеврез, прими вахту у Прицци. Все по боевым постам! — Он наклонился к коммутатору и рявкнул: — Говорит капитан! Зелёная тревога!

— Моя задача, сэр? — спросил Литвин.

— Выйти в космос и обследовать пространство в радиусе двух мегаметров от корабля. Ищите любые обломки или подозрительное излучение. Если мы что-то заметим на локаторах, вас дополнительно ориентируют. Время начала операции… Курт, когда мы там будем?

— Через три часа семь минут, капитан. При ускорении две десятых «же».

— Годится. Иди, Пол, — Би Джей подтолкнул Литвина к выходу. — Сбросим вас на подходе, минут за десять. Ждите сигнала!

Литвин выбрался в коридор, но не успел доплыть до шахты, как резкий звук сирены всколыхнул воздух. Прогудело трижды, с пятисекундными интервалами — знак, что нужно приготовиться к ускорению. Он ухватился за скобу, расслабился, услышал тихий рокот пробудившихся двигателей, и в тот же момент его потянуло книзу. Пол стал полом, потолок — потолком, а лейтенант-коммандер Литвин уже не был воздушным шариком, но весил целых шестнадцать килограммов. Испытывая приятное чувство сопричастности к вселенской силе тяготения, он ринулся в шахту и скользнул на палубу С. За его спиной с мягким шелестом распахивались люки, раздавались топот, гул людских голосов и резкая отрывистая команда. Экипаж занимал посты по боевому расписанию.

* * *

Сигнал был подан через два часа пятьдесят минут. Плоские крышки шлюзов с номерами от первого до четвёртого бесшумно спрятались в стену, десантники разом присели, будто исполняя акробатический этюд, и, просунув ноги в тёмные отверстия, прижав ладони к бёдрам, скользнули вниз, туда, где в корабельном трюме спали «грифы». Каждый в отдельном крохотном отсеке, будто патрон в пулемётной обойме; восемь машин у левого борта, восемь — у правого. За ними, в носовом ангаре, стояли «симы», танки-амфибии для наземных и надводных операций, именуемые за быстроту и резвость тараканами. То и другое было грозным оружием в арсенале крейсера и, без сомнения, самым умным — ведь им управляли люди. Конечно, не без помощи компьютеров.

Широкий гибкий шланг выбросил Литвина прямо в объятия кресла-кокона. Защитная оболочка сомкнулась вокруг груди и плеч, живота и бёдер, колен и голеней, оставляя свободными руки и шею; сверху опустился шлем, за ним надвинулся колпак кабины, и в его матовой глубине зажглась сетка целеуказателя. Литвин привычно напряг мышцы левой ноги, затем правой, и «гриф» качнулся туда-сюда в своём гнезде. Он поворочал шеей, подвигал глазами; вспыхнула точка автомеда, отметки ракет, лазеров и многоствольных свомов послушно скользнули по колпаку-экрану. Сейчас, упакованный в пронизанную биодатчиками ткань кокона, подключённый к автопилоту, он составлял единое целое со своей машиной, ощущая её как продолжение собственного тела, прежде всего конечностей и глаз. Это чувство тоже было привычным, отработанным за девять лет полётов в пустоте и атмосферах трёх планет.