Меморист - М. Дж. Роуз

Эксперт, с которым Джереми встречался вчера в Праге, показал ему похожий ларец, изготовленный тем же мастером в 1802 году. Та шкатулка выглядела такой же таинственной загадкой без решения, до тех пор пока эксперт не показал на созвездие Тельца, выгравированное на медальоне на крышке, и не продемонстрировал, как, расположив круги на днище в соответствии с расположением звезд в созвездии, можно открыть потайное отделение. Словно по волшебству.

Джереми принялся старательно передвигать круги на днище «шкатулки Брентано», как она была обозначена в каталоге аукциона. Первый легко скользнул на место. От природы нетерпеливый, Джереми вынужден был делать над собой усилие, чтобы не торопиться, перемещая круги один за другим. На протяжении последних двадцати лет он изучал Каббалу, и один из самых важных уроков, усвоенный им, заключался в том, что его нетерпение объясняется неспособностью вынести то, что предлагает настоящее. В Каббале каждая буква еврейского алфавита обладает несколькими слоями значений. Джереми убедился, что в жизни все то же самое. Как и во всех прошлых жизнях.

Собравшись с духом, Джереми переместил последний круг на место. Послышался тихий механический щелчок, и двойное дно шкатулки поднялось. То, что прежде было недоступно, теперь само без борьбы предлагало себя. Увидев перед собой сложенный листок бумаги, судя по всему, пролежавший в тайнике без малого двести лет, скрытый от людских глаз, Джереми ощутил восторг — и, совершенно неожиданно, страх.

Нью-Йорк

Четверг, 24 апреля, 11.34

Зазвонил домофон, и специальный агент Люсиан Гласс поморщился, недовольный тем, что его оторвали от дела. Он взглянул на монитор камеры наружного наблюдения. Люди без зазрения совести звонят наугад в первую попавшуюся квартиру, чтобы попасть в дом, потому что им лень искать свои ключи, потому что они собираются оставить рекламные листовки на коврике перед каждой дверью или в надежде проникнуть внутрь, чтобы пройтись по всем этажам в поисках незапертой двери. Поразительно, что даже в Нью-Йорке многие становятся жертвами воров-домушников из-за собственной небрежности. Однако на этот раз Люсиан узнал грузного мужчину, стоящего в подъезде, подняв лицо к видеокамере.

Вся обстановка крошечной квартирки на четвертом этаже, снятой на длительный срок, состояла из видавшего виды журнального столика и четырех стульев, зато аппаратуры для наблюдения и подслушивания здесь было с лихвой. Пока Гласс протискивался между стойками с оборудованием, чтобы добраться до домофона, Дуглас Коумли, его начальник, глава отдела Отряда по борьбе с преступлениями в сфере искусства, или БПИ, как называли его сами сотрудники, еще раз нетерпеливо нажал на кнопку вызова.

Как только сработала система дистанционного открытия замка, назойливый звон прекратился, и Люсиан вернулся к тому, чем занимался до этого: к прослушиванию поставленного голоса Малахая Самюэльса, улавливающегося чувствительным микрофоном и передававшегося из здания фонда «Феникс», расположенного напротив. Начиная с прошлого лета ФБР, Интерпол и итальянские карабинеры наблюдали за этим так называемым «специалистом по переселению душ», стараясь доказать, что именно он организовал кражу древних реликвий, повлекшую за собой смерть троих взрослых и похищение одного ребенка. Похищенные реликвии — комплект драгоценных камней — предположительно были легендарными «инструментами памяти», ведущими свою историю со II тысячелетия до нашей эры, времени расцвета хараппской культуры долины Инда[3]. Не вызывало сомнений, что Малахай Самюэльс до фанатизма одержим стремлением найти неопровержимые доказательства перевоплощения, и, возможно, он верил, что такое доказательство дадут ему эти самые «камни памяти». Однако до сих пор ни отделу Люсиана, ни Интерполу не удалось убедительно привязать его к преступлению. Нью-йоркская полиция обнаружила половину камней и возвратила их итальянскому правительству, однако вторая половина до сих пор числилась пропавшей. Гласс не сомневался в том, что Малахай или получил в свои руки шесть рубинов, сапфиров и изумрудов размером с грецкий орех, или знает, где они находятся. Было бы достаточно, если бы он поскользнулся один раз, всего один раз.

«Вижу, зрительный образ фотографии вызвал у тебя в памяти эту музыку, — говорил Малахай. — Ну, а насчет того, что происходит дальше, — выбор за тобой. Ты можешь переступить порог, а можешь развернуться прочь».

«Вы имеете в виду, я должна отправиться в Вену и увидеть все собственными глазами?» — испуганным голосом спросила женщина.

Люсиан успел увидеть ее лишь мельком: джинсы, кожаная куртка — даже издалека видно, что дорогая, — стройная фигура, волнистые золотисто-каштановые волосы, обрамляющие лицо, — прежде чем она открыла дверь и скрылась в здании, но он ощутил и ее силу, и одиночество. Если бы ему предложили нарисовать ветер, он бы использовал для олицетворения невидимой стихии образ этой женщины.

Вот уже девять месяцев Люсиан прослушивал разговоры Малахая, его телефонные звонки, читал его электронную почту. Он слышал, как десятки детей пускались в невиданные путешествия, так и не покидая особняк XIX века в Верхнем Вест-Сайде. Поразительно, они приходили в страданиях, а уходили, обретя спокойствие. Но женщина, находившаяся в кабинете Малахая, не была ребенком, и разговор отличался от всего того, что Люсиан слышал до этого.

«Я принимаю тайну своих воспоминаний», — прошептала Меер Логан, и высококачественная электронная аппаратура многократно усилила ее дрожащий голос.

Гласс всегда обладал способностью быстро оценивать эмоциональное и психологическое состояние окружающих, но обучение в центре подготовки ФБР в Куантико подвело под это интуитивное умение строгую научную базу. Слушая голос этой женщины, он, сам не зная почему, тревожился за нее.

«Ты так думаешь, но только посмотри, от чего тебе пришлось отказаться — от честолюбия, от страсти, от самой жизни… Тебя словно держали взаперти; твой талант до сих пор остается в заложниках тех страхов и тревог, которые ты носишь с собой», — взволнованно произнес Малахай.

Непроизвольно схватив альбом, Люсиан набросал уже третий или четвертый рисунок за час, на этот раз изобразив Меер в детстве. Карандаш быстро двигался по бумаге, и на ней появилась маленькая девочка, темноволосая, с широко раскрытыми от ужаса глазами, вся в слезах, и…

Раздался звонок в дверь, и Гласс, отложив альбом, впустил своего начальника. Как раз в этот момент из динамика послышался голос Меер:

«Почему вы искренне верите, что, если я увижу шкатулку, это заставит меня переменить свое мнение?»

«Ты должна понять, что определенные воспоминания вызываются соответствующим толчком, и неважно, идет речь о воспоминаниях о прошлой жизни или о галлюцинациях. Вот, возьми, я хочу, чтобы ты кое-что прочитала…»

Пройдя в квартиру, Дуглас Коумли услышал голос Малахая, кивнул на стойки с оборудованием и спросил: