Червонная Русь - Елизавета Дворецкая

– Это верно, это да! – заговорили вокруг. – Вон, в прошлое лето под Владимиром что приключилось, какая уж тут торговля! Гробами разве что!

– Так ведь Киев нас воевать и тянет! – не унимался Суховей.

– А то у нас без Киева воевать некому! – хмыкнул Меженя. Он-то хорошо знал, кто и зачем заказывает у него оружие, а Суховея считал просто болтливым дураком. – Под Владимиром-то князь Ярославец воевал да перемышльские Ростиславичи, Киева там и близко не было! А вот подошел бы киевский князь с полками – может, и одумался бы Ярославец, да и сам теперь был бы жив!

– Не до того теперь киевскому князю! – вздохнул старичок с посохом, в линялой ряске и с берестяным коробом за спиной. – Стар он, князь Владимир Всеволодович. На восьмой десяток завернул! Не воевать ему уже, сынки!

– Тебе, дед, не меньше, а вона какой прыткий! – засмеялась молодая женщина с круглым загорелым лицом, оттененным белым повоем[18]. – Не из Ерусалима бредешь?

– Так далеко не сподобил Господь побывать, а из Киева как раз иду, – кивнул старик. – И там говорят: плох уже князь Владимир.

– А если плох, то скоро туровского князя на его место попросят! – крикнул из лавки напротив купец Малята. Ему было плохо слышно, и он перевесился через прилавок, не забывая придерживать нитки разноцветных стеклянных бус. – Ведь князь Вячеслав у него старший сын?

– Нет, старший – Мстислав, он в Новгороде, – поправил бывалый человек Святозар Буянович.

– Ну, тогда, как помрет князь Владимир, Мстислав на его место, а Вячеслав – в Новград перейдет!

– Да ну тебя, помрет! – Сразу несколько женщин замахали на него руками и закрестились. – Сплюнь, накаркаешь!

– Да, может, все это еще болтовня одна! – сказал Меженя и пошел прочь с таким досадливым видом, что, дескать, вот заставили время терять из-за таких пустяков. – Может, и не звали князя Юрия ни в какой Туров…

– Звали, а вот звали! – возмущенно закричала ему вслед молодая девушка с очень длинной светлой косой. – Давайте я лучше расскажу, я всю правду как есть знаю!

Одета она была очень хорошо: нижняя рубаха из тонкого беленого полотна украшена широкими полосами вышивки на подоле и на узких рукавах, верхняя рубаха из настоящего заморского шелка, зеленого, как молодая травка, с блестящей золотой вышивкой на подоле. Сверху – красивый теплый кожушок, отороченный черным соболем, а височные кольца, вплетенные в тонкие косички над ушами, блестят светлым серебром. Не смущенная всеобщим вниманием, девушка бойко рассказывала:

– Приехали бояре, все такие важные, человек восемь, а может, десять. Приехали и прямо в ноги Юрию Ярославичу упали: пожалей нас, говорят, сирот беззащитных, бесприютных! Весь город Туров, говорят, нашими устами тебя умоляет: приди и владей нами, а мы ни в чем из твоей воли не выйдем и будем служить тебе, как дети отцу!

– А как же туровский князь? – недоумевал мужик в войлочной шапке, видно приехавший из села и в княжеских делах соображавший туго. В опущенной руке он держал мешок с лямками, где было то ли зерно, то ли еще какой-то товар на обмен. – Или помер?

– Не помер, а за море куда-то ушел. В Венгерскую землю!

– Венгрия не за морем! – подала голос другая девушка, в кожухе из красновато-коричневой толстой шерсти и с беленькой косынкой на голове. За спиной ее стояла нянька, еще крепкая женщина, и слегка тянула девушку за рукав, намереваясь увести, но та не обращала на нее внимания. – Дура ты, сама не знаешь, что говоришь!

– Это я-то дура! – Нарядная красавица уперла руки в бока и надвинулась на нее. – Своими ушами я все слышала!

– Не могла ты такой брехни нигде слышать, кроме как у собак под забором! – не сдавалась девушка в косынке. Она тоже была высока ростом, красива, а на лице ее горел яркий румянец. – Чтобы Туров сам от князя Вячеслава отрекся и другого позвал! Не может такого быть! Туровской землей киевские князья владеют, и раз киевский князь сына туда посадил, другого князя там быть не может!

– А вот было, было! Князь Вячеслав ушел незнамо куда, а свою волость бросил, вот они и зовут княжить Юрия Ярославича!

– Да ведь он не пойдет!

– Еще как пойдет!

– Не посмеет он своего тестя…

– А вот увидите!

– Да что ты понимаешь в этих делах, холопка!

– А побольше твоего понимаю! – завопила в ответ красавица с длинной косой, не опровергая, впрочем, своей принадлежности к холопам. – Это ты, боярыня, за печью сидишь, а я день и ночь в княжьих палатах! Я все Князевы дела знаю, как и бояре не знают!

– Это точно, что день и ночь! – хмыкнул кто-то в толпе. – Ты, что ли, теперь у князя ночами лежанку стережешь?

Народ загудел, стал многозначительно посмеиваться. Красавица вздернула носик, а ее противница вдруг переменилась в лице.

– Ага! – торжествующе засмеялась красавица. – Замолчала! Вот то-то же! Юрий Ярославич в Туров поедет, и я с ним поеду! Сейчас я в Берестье княгиня, я буду и в Турове княгиней!

– Да он в Турове других найдет, не хуже! – опять хмыкнул кто-то сзади.

– Ну, язык-то придержи! – Вьялица сердито обернулась. – Юрий Ярославич меня любит, ничего для меня не жалеет! Вон, старый киевский князь Святополк Ярославич тоже на простой девке женился, так ее любил, что прямо плакал, если расставаться приходилось, и двум сыновьям ее все свое наследство завещал! А раз было, так и еще будет! Может, и на мне князь Юрий женится!

– Сдурела девка! – хихикнул кто-то. – Даже с посадничьими дочерями не хотят епископы венчать, а ты что задумала!

– Так ведь он женат! – напомнила какая-то баба.

– Ну… – Вьялица запнулась, внезапно вспомнив об этом досадном обстоятельстве. – Да где его жена? Кто ее видел? Сидит себе в монастыре, может, хочет постриг принять! А пока я в Берестье княгиня! Что я захочу, то князь и сделает! Который человек мне не понравится, враз тому голову снесет!

Народ посмеивался над ее хвастовством, а она победно продолжала:

– Захочу – всю лавку куплю! Захочу – весь ряд мой будет, со всеми товарами и с купцами вместе! Таких обносок, – она с презрением оглядела девушку в косынке, – ни за что не надену!

И она пошла вдоль ряда, провожаемая то насмешливыми, то уважительными взглядами: что ни говори, князевы дела она действительно знала, как никто.

Девушка в кожухе осталась стоять, словно приросла к месту.

– Пойдем! Пойдем, голубка, далеко ли до греха! – уговаривала ее нянька и тянула за рукав.

Девушка ее не слышала, а все смотрела с гадливостью вслед ушедшей, как будто это была отвратительная змея, которая может укусить. В глазах у нее стояли слезы бессильного гнева.