Музыка лунного света - Нина Георге

Марианна почувствовала, как у нее загорелись щеки.

Лотар снова присел на край ее постели, обернувшись к ней спиной. Он внезапно замолчал.

— Когда мне позвонили, я все делал на автопилоте. За твой обед мне, конечно, пришлось заплатить. В ресторане всем плевать, хочешь ты покончить с собой или нет.

Марианна попыталась повыше подтянуть простыню, но на простыне сидел ее муж, и она лишь напрасно дергала за краешек ткани. Ей казалось, что она голая и все на нее смотрят.

— Метро работает только до половины первого. Это в столице мира! Пришлось ехать на такси. Это стоит примерно как автобус от нашего Целле до Парижа и обратно. Ясно тебе?

Лотар шумно выдохнул, словно вот-вот закричит.

— Ты вообще понимаешь, какую боль мне причинила? Хочешь, чтобы мы дальше жили как чужие люди? Чтобы я каждую ночь оставлял свет и смотрел, жива ты еще или лишила себя жизни?

— Сожалею, — выдавила из себя Марианна.

— Ах, значит, сожалеешь. А кому потом нести это бремя, а? Знаешь, как люди смотрят на мужа самоубийцы? Это ведь может всю жизнь испортить, всю. Об этом ты подумала, когда поступала, как тебе хочется? Да ты, вообще-то, хоть знаешь, чего тебе хочется?

Лотар посмотрел на свои часы, «Ролекс», и встал.

— Автобус отходит ровно в шесть. Хватит с меня, я эту комедию с тобой вместе ломать не обязан.

— А как я доберусь до дома? — услышала Марианна собственный умоляющий голос и застеснялась. Она действительно все, все потеряла, даже гордость.

— Обратную дорогу оплатит страховая касса. Завтра придет психолог, он будет тебя консультировать. Мой билет пропадет, если я не уеду с группой. Ты одна прыгаешь с моста, я один еду домой, значит, каждый делает, что хочет. Не возражаешь?

— Ты не мог бы меня обнять? — взмолилась Марианна.

Ее муж вышел, даже не взглянув в ее сторону.

Отворачиваясь, она встретилась глазами с соседкой по палате. Та смотрела на Марианну с состраданием.

— Он плохо слышит, — торопливо пояснила она, — он просто… не расслышал. Не расслышал, понимаете?

И с головой укрылась одеялом.

Ангел с голодными глазами, сестра Николетт, спустя час энергично сдернула с нее одеяло и с громким стуком поставила на прикроватный столик поднос с ужином.

Марианна ни к чему не притронулась. Жаркое напоминало раздавленного зверька, от полоски скользкого жира пахло гнилым деревом. Масло было застывшее, как камень, суп жидкий, в нем плавали три кубика моркови и одно-единственное колечко лука. Она отдала суп соседке по палате. Когда та хотела было погладить Марианну по плечу, она испуганно отпрянула.

Потом она медленно побрела по коридору, толкая свою капельницу на колесиках, придерживая коротенькую больничную рубаху, разрезанную на попе, и шлепая босыми ногами по полу. Она тащилась по коридору, пока не наткнулась на еще один, проходивший перпендикулярно к ее маршруту. На углу располагалась ординаторская.

Там работал телевизор. Николя Саркози взволнованно объяснял нации причину своего негодования, в пепельнице дымилась непотушенная сигарета. Николетт листала журнал и разворачивала пирожное.

Марианна подошла поближе и услышала музыку. Скрипки. Аккордеон. Кларнеты. Волынку. Марианна закрыла глаза, надеясь увидеть свой фильм.

Перед ее внутренним взором предстали мужчины, танцующие с красавицами. Длинный стол, дети, яблони в цвету, солнце, озаряющее море на горизонте, старинные дома из песчаника с голубыми ставнями и с тростниковыми крышами, маленькая часовня. Мужчины сдвинули шляпы на затылок. Она никогда не слышала этой песни, но ей бы очень хотелось ее сыграть. Звуки аккордеона западали ей в душу.

Она ведь сама когда-то играла на аккордеоне, сначала на маленьком, а потом, когда подросла, на настоящем. Отец подарил ей этот аккордеон на пятнадцатилетие. Мать тогда страшно рассердилась. «Учись лучше шить, от тебя хоть шуму такого не будет». В конце концов Лотар отнес его на помойку.

На табло равномерно вспыхивал красным светом и гас номер палаты.

Николетт раздраженно подняла голову, заметила Марианну и равнодушно отвернулась.

Марианна подождала, пока Николетт не уйдет, а потом вошла в ординаторскую.

Марианна так проголодалась, что схватила оставленный на столе пакет пирожных-мадлен, завернутых каждое по отдельности в папиросную бумагу, и чуть было не столкнула керамическую плитку, служившую им подставкой. Она услышала, как где-то захлопнулась дверь, прошмыгнула в коридор, а потом, увидев соответствующий знак, юркнула на лестницу.

Она тихо прикрыла за собой дверь, чуть было не прищемив трубку капельницы.

Марианна опустилась на нижнюю ступеньку лестницы и с облегчением перевела дух. Только теперь она заметила, что по-прежнему сжимает под мышкой пирожные и изразец. Она прислушалась, но ее явно никто не искал. Она прислонила керамическую плитку к решетке на окне, посмотрела на свои голые ступни в лунном свете и развернула пакет.

«Вот что значит попасть в Париж», — подумала Марианна.

Она откусила кусочек сладкого мягкого пирожного и стала разглядывать маленькую, расписанную вручную кафельную плитку.

На ней были изображены корабли в гавани. Под ослепительно-голубым небом, сияющим с такой невероятной, расточительной щедростью, словно его только что вымыли. На крохотном пространстве художник сумел создать великолепное небо. Марианна попыталась разобрать названия кораблей.

«Марлин». «Геневер». «Коакар». И…

«Марианн».

«Марианн» был изящный красный кораблик, который немного потерянно покачивался на волнах с краю; его паруса бессильно повисли.

«Марианн».

Как же там было прекрасно! Музыка, которую передавали по радио, радостная и нежная, подходила к этому пейзажу. Солнечная, ничем не скованная.

Откусывая второй кусочек, она так безудержно зарыдала, что поперхнулась и закашлялась. Изо рта во все стороны полетели крошки пополам со слюной и слезами.

Несовершённое. Вот что хотели сказать Марианне мертвые. Непрожитое. Жизнь Марианны сплошь состояла из таких непрожитых, невоплощенных возможностей.

Марианна посмотрела на трубку капельницы, введенной ей в руку, и рывком выдрала ее. Полилась кровь.

«Я от этого не умру, а потом, я не меняла белье со вчерашнего утра, я не потерплю, чтобы в таком виде меня засунули в холодильник морга!»

Тыльной стороной ладони она смахивала набегавшие слезы и моргала. За последние несколько часов она пролила больше слез, чем за сорок лет; пора было прекращать, все равно это бессмысленно.

Она опять поглядела на изразец и поняла, что видеть бессильно поникшие паруса «Марианн» ей невыносимо. Она перевернула плитку.