Святой Франциск Ассизский - Мария Стикко

помощь короля, и о смерти Оливье и архиепископа Турпина, который был предан своему сюзерену, как Богу, и до последней минуты воодушевлял сражавшихся, и как верный вассал не сдался живым, но умер, благословляя погибших, со вспоротым животом и разбитой головою. Они пели о том, как умер Роланд, как опоздал Карл Великий и увидел в лунном свете поле, покрытое рыцарями, которые погибли, подняв для крестного знамения руку и вонзив в землю мечи, похожие на лилии; пели о смерти прекрасной Альды, невесты Роланда, которая, узнав о кончине своего рыцаря, упала замертво, не промолвив ни слова.

Когда сказитель пел о доблестном Роланде и мудром Оливье, о прекраснобородом Карле Великом и о Ринальде да Монталбано и об Огьере Датском, мальчишки сбегались и внимали ему широко раскрыв глаза, мечтая о турнирах, доспехах, боевых конях, о полях сражений и сверкании мечей, а крестьянки с младенцами на руках сбивались в кружок, а в час сиесты приходили из лавочек шерстобиты, портные, ткачи, золотых дел мастера, скромные и мудрые, в камзолах с пояском, и слушали, и фантазировали. Если же был час работы, они не бросали дела, но над склоненными головами, над ловкими проворными руками прокатывалась, сверкая, волна эпической песни.

ЕРЕТИКИ

Учение, песни, истории о войне и о любви были самой гуманной частью тогдашней жизни, век был очень жесток. Они доходили не до всех, а может и не было в них столько силы, чтобы утешить все души, особенно те, которые не могли удовольствоваться минутным облегчением, но лишь забывались и заглушали боль.

Контраст между религией и обычаями, между евангельской любовью и злобой толпы стал особенно непереносимым, когда Крестовые походы и странствия завели людей Запада в страну Иисусову, где, увидев Святые места, они ощутили, сколь живы Его деяния и Его учение.

С Востока пришла потребность обновлять веру, и к концу XII века появилось учение катаров. Катары называли себя так, ибо претендовали на чистоту в мыслях и поведении. Они приняли древнее еретическое учение манихеев и некоторые философские теории гностиков и неоплатоников и полагали, что мир разделен на два противоположных начала, добро и зло. Добро породило все духовное, прекрасное и чистое, а зло — все материальное, земное и чувственное. Противоборство двух начал отражено в каждом человеке — это его душа и тело. Душа есть добро, тело — зло, и борьба между ними продолжается до самой смерти. Но и эта борьба была не так важна для катаров, ибо они верили, что каждому человеку уготована определенная судьба, и каждый, родившись под своей звездой, уже предопределен для ада или рая. Верили они и в то, что самая страшная борьба между двумя началами, Богом и Сатаной, Христом и Антихристом начнется тогда, когда настанет конец света, и она близка.

Катары хотели противостоять злу, живя в нищете, как Апостолы и первые христианские общины. Они не признавали ни семьи, ни собственности, ни власти, ни церковной иерархии, ни таинств; они противопоставляли себя знати, богатым людям, духовенству, епископам и образовывали тайные общества, в которых собратья жили на всем общем и делились на низших и совершенных, на неофитов и старейшин. В секту не принимали тех, кто не прошел посвящения, совершалось же оно наложением рук. Члены секты были связаны тайной, касавшейся и веры, и практической жизни.

Учения эти распространялись быстро, особенно среди бедных горожан, ремесленников и торговцев; была в них искра социального недовольства, скрывавшаяся в вероучении, был новый мир, который они для себя открывали, была и тайна, в которую они погружались, и сила, которую они обретали мало-помалу, когда знать или вожди той или иной группировки в политических целях примыкали к ним.

Вероучения и дела катаров различались мало. Распространялись они во всех торговых центрах Европы, особенно разрастаясь в предместьях больших городов, и назывались странными именами: во Фландрии они именовали себя — tisserands — или ткачами, в Испании — zabatai — или оборванцами, в Савойе — barbets, в Дофине — лионскими бедняками, во Франции — bougres, то есть болгарами или цыганами.

Северная Италия принимала катаров повсеместно — первая сильная их организация обосновалась в Монтефорте, возле Асти. Милан стал их прибежищем, и в Милане они звались патаринами, то есть старьевщиками или перепродавцами, так как Патария, где они, вероятно, собирались, была рынком, на котором торговали старьем; но они, еретики, говорили, что называют себя так, ибо это имя восходит к глаголу pati, «страдать» — ведь они готовы перенести любое страдание за свою веру, а квартал старьевщиков тут не при чем.

Секты еретиков появлялись и рассеивались по свету, словно сорная трава. В 1178 году один лионский торговец, Пьетро Вальдо, предстал перед папой Александром III, чтобы тот позволил ему проповедовать открыто на родном, простом языке, и папа согласился; но спустя шесть лет у него отняли это право, ибо проповедь его противоречила учению Церкви. Он сопротивлялся, и был предан анафеме. Вальденсы, его последователи, жили милостыней, ходили в рубище и сандалиях, проповедуя народу, порицая духовенство и осуждая Церковь. Выходцы из Ломбардии, умилиаты, чье учение не было только еретическим, считали непреложным правилом труд и жили, подражая апостолам.

Все эти секты будоражили Церковь, мир, умы, грозили бунтом и тиранией масс, а она не лучше единоличной тирании, до той поры существовавшей в империи, которая пала, как падают перья орла.

Катары и все их преемники, в смысле социальном, были большевиками тринадцатого столетия. Что же касается их религиозных утопий, то притязая продвинуть историю вперед, сами они двигались ей вспять.

ВЕРУЮЩИЕ

Выступая против роскоши и безнравственности, еретики были отчасти правы. Чрезмерной и надменной нищетой они хотели упрекнуть церковников, ибо представители духовенства иногда явно забывали Евангелие.

Были некоторые священники, которые жили мирской жизнью, у них была семья, некоторые вели дела, ухитрялись получать деньги, взимали с прихожан намного больше десятины, а кое-кто, не гнушался подторговывать Святыми Таинствами, получая прибыль, или ссориться с собратьями из-за церковных прав и завещаний. Бывали и клирики, которые переходили из одного университета в другой без высшего соизволения, пользуясь в пути гостеприимством монастырей, всегда предоставляющих приют странникам; там они получали даровые обеды, а в городах устраивали буйства как самые что ни на есть мирские студенты. Свыше шестисот лет одной из самых надежных опор Церкви был Орден святого Бенедикта, обращавший в свое время язычников, укрощавший варваров, превращавший античное общество в христианское и заселявший пустующие, разоренные села. Этот Орден, живший молитвой и трудом, сохранял