Моя жизнь на тарелке - Индия Найт

Однако умыться в любом случае не помешает. Плеснув на себя пригоршню ледяной воды, я с отвращением стягиваю волосы резинкой. Ненавижу эту процедуру. Сразу видно, что природной красотой я не блещу; более того, в глаза бросается, насколько не блещу. Без макияжа, с патлатым хвостом на макушке, я похожа на гибрид сморщенной картофелины с электрической помпой. Возможно, на свете и наберется с десяток человек, которым по утрам так же тошно смотреть на себя в зеркало, но я лично с ними не знакома. Роберт, к примеру, едва продрав глаза, уже вполне годится на роль героя рекламного ролика: «Олд Спайс придает мне уверенности в себе!» Ему-то, может, и придает, но не мне.

Гнусное зрелище в зеркале — это еще полбеды. Вся проблема в том, что, если ты проснулась толстой, где-то в самой-самой сокровенной твоей толще начинает верещать мерзкий голосок. И подзуживает, и подзуживает. «Чего уж там, — пиликает, — все равно на квашню похожа. Давай, расслабься и получи удовольствие. Налегай на все, что в рот влезет». Но я держу себя в рамках… всю дорогу до кухни. Черт побери, и надо было устроить вчера набег на «Сайнсбери». Деликатесы из холодильника сами собой валятся. Соорудить, что ли, маленький сандвич с ломтиком бекона и половинкой яйца? Погуляю подольше, и все.

Через пять минут я уже вовсю наслаждаюсь жизнью и роскошным сандвичем, истекающим майонезно-беконовым соком на свежую газету. В конце концов, не так страшен черт, в смысле — предстоящий праздничный ужин. С Фло и Эви иной раз неплохо поболтать; Тома я уже несколько месяцев не видела, есть о чем порасспросить. В Роберте моя мать души не чает, так что нотации свои, надо думать, прибережет на будущее. Словом, вечер может выйти и неплохим. Разве что… Черт! Ультракалорийное беконовое наслаждение шлепается на стол. Я ведь собиралась надеть прелестное черное маленькое платьице хитроумного покроя, который скрывает излишки спереди и по бокам. Но на нем с прошлого торжества красуются два пятна. Не забыть, не забыть, не забыть смотаться в ближайшую срочную химчистку. Немедленно. Сразу после завтрака. Кстати, о завтраке. Кажется, мальчишки рогалики по-надкусывали и бросили…

* * *

На часах 19.30. Парни внизу изничтожают друг друга. О химчистке я и не вспомнила, так что приходится втискиваться тоже в черное, но старье. Спасибо хоть, ткань плотная, телеса не слишком обтягивает. Ноги я побрила только до колен, выше времени не хватило. Ощущение, прямо скажу, странноватое — а-ля кентавр. Ладно уж, будем считать, а-ля овен — мой знак зодиака. Кому какое дело, в конце концов под стол же Кейт не полезет, чтобы проинспектировать мои ноги. Час с лишком, проведенный перед зеркалом, определенно принес результаты. Между прочим, этот час обошелся мне недешево: пришлось мальчишкам взятку шоколадом давать. Цена шоколада не в счет, но диван теперь хочешь не хочешь, а надо перетягивать. Ну да плевать на диван, главное — я выгляжу вполне. Скульптурные скулы к вечеру, правда, не прорезались, но и физиономию уже поросячьей не назовешь. С туалетом вышла загвоздка — не нашлось ни единой пары чистых трусов. Чарли с Джеком регулярно таскают их из моего ящика, «чтоб было хомячку в чем гнездышко вить». Я как-то пару раз набралась нахальства и вернула себе бельишко. Стаскивала потом с себя трусы в первом попавшемся общественном туалете, чертыхаясь и трясясь от запоздалого отвращения. Какая бы она ни была забавная, а все-таки тварь, и нечего ей на мое интимное добро покушаться.

Роберт уже топчется в прихожей. К его внешнему виду никаких претензий: осовремененно-классический смокинг в стиле Ричарда Джеймса, безукоризненные стрелки на брюках, бледно-розовая рубашка, тисненый галстук.

— Я думал, ты наденешь то, черное, открытое, — недовольно говорит он.

Я сразу на дыбы. Нет чтобы поддержать боевой дух чем-нибудь сексуальным вроде «Тянешь на миллион, крошка!», так нет, расщедрился на пакостный комментарий. Меня вдруг осеняет безрадостная мысль — за восемь лет я не заработала ни единого нежного словечка. «Клара» и «дорогая» — вот все, на что он способен.

— А почему ты никогда не придумываешь мне сексуальные прозвища?

Пихая ноги в единственную пару своих приличных лодочек, я синхронно натягиваю рукав видавшего виды серого пальто. (Клянусь к будущей зиме купить новое — на этом уже заплатки пора ставить. Пять лет назад я скорее предпочла бы замерзнуть до смерти, чем появиться на людях в таком допотопном тряпье. Если так дело дальше пойдет, то еще через пять лет Британия услышит клич «Назад, к шкурам!» — это Клара Хатт развернет широкомасштабную кампанию «Женщины за тепло и уют. Долой липовую красоту».)

— Клара, тебя опять заносит? — Напоследок глянув в зеркало, Роберт сверяется с часами. — Что за сексуальные прозвища?

— Хотя бы… хотя бы… Да хотя бы «тигреночек», — ляпаю я первое, что приходит в голову.

— Тигреночек? Тигреночек?! — Роберта душит хохот. — С какой стати?

— Ну это я так, к примеру. Не обязательно тигреночком, а то еще кто-нибудь решит, будто у меня спина в полоску… спина — значит, и задница в полоску, а в полоску — значит, грязная.

— Клара! — От возмущения Роберт даже повышает голос. — Что за непристойности ты несешь!

Брезгливо раздувая ноздри, он пятится к двери — не иначе как от ужаса, что я собираюсь немедленно продемонстрировать вышеупомянутую, не отличающуюся стерильностью часть тела.

— Ладно, оставим в покое диких животных. Как насчет «крошка», «солнышко», «конфетка»? Уловил суть? Нежное что-нибудь. Ласкательное.

Роберт издает тяжкий вздох и в растерянности швыряет мне шаль. (Шаль! Убедились, что я не кривила душой? Вытряхнутая из сундука старушенция — вот кто я такая.)

— Ласкательно-ругательное, — цедит сквозь зубы Роберт и добавляет в полный голос: — Опаздываем, симпомпончик. Лапуля. Пушистик.

Премного благодарна. Всю жизнь мечтала об идиотской кличке из разряда тех, которыми великосветские кретинки награждают своих болонок. С другой стороны, и такой была бы рада, если б не явный сарказм. Мысли эти остаются при мне; не затевать же скандал, в самом деле. Еще один взгляд в зеркало — и мое настроение идет на поправку. Да здравствует тональный крем от Сен-Лорана, лучший друг всех женщин мира. Я выгляжу отлично, несмотря на некоторую всклокоченность образа. «Э-эй, крошка! А ты в порядке!» — беззвучно сообщаю я собственному отражению. Откуда такой энтузиазм? Понятия не имею. Перспектива встречи с родственниками всегда действует на меня непредсказуемо.

Одевается моя семейка что надо. Элегантные балахоны от «Прада», обувь от Джимми Шу, костюмы от Освальда Боутенга, аксессуары от… словом, вы поняли. Волосы сияют глянцем. Все идеально: ни продранных колготок, ни облупленного ногтя, ни ошметка шпината между зубами. Срочные услуги косметолога никому не требуются; к работе стоматолога не придерешься. Вот уж кто действительно выглядит на миллион, так это мои родственники. Все до единого, кроме меня. В их тесном кругу я чувствую себя жизнерадостной деревенской дурочкой в грязной юбке, из-под которой выглядывают байковые панталоны.