Искушение Торильи - Барбара Картленд

— Я как раз думал, — тихо сказал викарий, — что все свободные деньги надо отдать миссис Коксволд. Она ожидает девятого ребенка, а у старшей дочери, по-видимому, чахотка.

— Мне очень жаль Коксволдов, папа.

Но ты не хуже меня знаешь, что каждую пятницу мистер Коксволд отправляется в кабак и пропивает там по крайней мере половину своего заработка.

— Знаю, — согласился викарий. — Но мужчина вправе по собственному усмотрению тратить то, что зарабатывает.

— Только в том случае, когда дети его не голодают, — возразила девушка.

— Второй девочке в этом месяце исполняется пять, и они, наверное, отправят ее в шахту — работать.

— О нет, папа! — воскликнула Торилья. — Она слишком мала! Ты помнишь, как болела маленькая Барнсби? Стоя по колено в воде, она заработала пневмонию.

Викарий вздохнул.

— Им нужно есть, Торилья.

— И вам тоже, сэр, — вставила вернувшаяся в комнату Эбби.

Она внесла два блюда: на одном была картошка, на другом — не слишком аппетитная на вид капуста.

— Мне хватит, — рассеянно сказал викарий, разглядывая крохотные кусочки мяса на своей тарелке.

— Сэр, я не уберу баранину со стола до тех пор, пока вы не наедитесь досыта, как следует. — Эбби уговаривала его, словно капризного ребенка.

Взяв в руки нож, викарий положил на тарелку еще два тонких ломтика мяса. Затем Эбби настояла еще на двух стоповых ложках картошки, а когда Торилья закончила есть, произнесла:

— Вот что, мисс Торилья. Не могли бы вы достать вместо меня пудинг из печки?

Не доверяю я этой девчонке. Патока уже здесь, нужно принести только пудинг.

— Да, конечно, — тотчас согласилась Торилья.

Эбби передала девушке баранину, и та отправилась на кухню, зная, что служанка заведет разговор с отцом.

— Мисс Торилья сказала вам, сэр, — начала Эбби, как только девушка покинула комнату, — что ее светлость пригласила вашу дочь на свадьбу?

— Да, мисс Торилья сказала мне, — ответил викарий. — Но дело в том, Эбби, что мы не можем себе позволить это. Дилижанс стоит дорого, а до Хертфордшира путь неблизкий.

— Сэр, простите меня за откровенность, но мисс Торилье давно пора вернуться домой, повидать и приличных людей, хотя бы для разнообразия.

Викарий обратил на нее удивленный взгляд, но Эбби не дала ему заговорить.

— Разве вы не понимаете, что мисс Торилья провела здесь почти два года, не обменявшись даже полудюжиной слов с леди или джентльменом? Поверьте мне, ее бедная мать перевернулась бы в могиле, если б увидела, куда вы упекли свою дочь.

Викарий был искренне изумлен.

— Я как-то не думал об этом, Эбби.

— Ну а я думала, сэр! Мисс Торилье уже восемнадцать, и если бы миссис Клиффорд была жива, упокой Господь ее душу, то уже искала бы для своей дочери подходящего жениха, устраивала приемы и приглашала на них молодых людей, — возмущалась Эбби. — А кого мы можем пригласить сюда?

Грязных оборванцев, перемазанных угольной пылью?

Викарий с осуждением всплеснул руками, но Эбби продолжала:

— О да, я все знаю, сэр. У них тоже есть души, которые надо спасать. Да, они тоже христиане и для Бога ничем не лучше нас. Но вы же не рассчитываете, что мисс Торилья выйдет замуж за шахтера, или я ошибаюсь, сэр?

Викарий явно смутился.

— Откровенно говоря, Эбби, я как-то не заметил, что мисс Торилья уже выросла.

— Ну так вот, сэр, ваша дочь выросла, и это настоящее преступление — похоронить ее заживо в этом ужасном месте.

— Но я нужен здесь, — доказывал викарий, как будто произносил последнее слово перед приговором в суде.

— Возможно, и так, — парировала Эбби, — я не спорю, сэр, вы делаете здесь Божье дело и справляетесь с ним хорошо.

По это, если можно так выразиться, ваша профессия. А мисс Торилья не священник и не проповедник, она молодая женщина, и надо сказать честно — красавица!

Но речь Эбби была прервана появлением Торильи: она вернулась в комнату, держа в руках внушительное блюдо, в самом центре которого съежился крохотный пудинг.

Она поставила блюдо перед отцом, а он до такой степени был погружен в свои думы, что даже не заметил ее присутствия.

Торилья встревоженно посмотрела на Эбби, но служанка как ни в чем не бывало поменяла тарелки и положила столовую ложку возле руки викария.

— Ты права, Эбби, — вдруг сказал он. — Мисс Торилья должна побывать на свадьбе леди Берил. Как-нибудь отыщем нужные деньги.

Когда он вылетел из дома, по всей видимости, не проглотив последний кусок пудинга, Торилья сказала:

— Значит, ты убедила папу дать согласие? О, Эбби, я чувствую себя такой виноватой. Этот разговор ужасно расстроил его.

Папа хотел отдать деньги Коксволдам.

— Эти Коксволды уже вытянули из вашего отца кругленькую сумму, — рассердилась Эбби. — Эта женщина умеет разжалобить, а викарий, бедняга, верит каждой ее басне.

— Да, я знаю об этом, Эбби, но он так страдает, и здесь так ужасно. А на детей я не могу даже смотреть, — сказала девушка дрогнувшим голосом. — Быть может, это… эгоистично с моей стороны.

Если я останусь, а папа отдаст деньги Коксволдам, жизнь их может… чуточку измениться.

— Даже если целая сотня Коксволдов будет умирать с голоду, — изрекла Эбби, — это не заставит вас отменить поездку к леди Берил.

— Но, наверное, нехорошо оставлять папу в одиночестве, — пробормотала Торилья.

— Я не позволю вам отказаться от приглашения! — Служанка была непреклонной. — А теперь садитесь, мисс Торилья, и пишите ее светлости, что выезжаете в следующий понедельник.

— Но, Эбби, это ведь уже послезавтра!

— Чем раньше, тем лучше, — отрезала Эбби, — и незачем беспокоится об отце. Я присмотрю за ним, вам это хорошо известно.

— Он действительно больше слушается тебя, — согласилась Торилья. — Я никогда не смогла бы заставить его съесть лишний кусок баранины. Вкусная еда обрадовала его, хотя он и промолчал.

— Этой бараньей ноги нам хватит до конца недели, — сказала Эбби. — Если бы ваш отец питался получше, то не стал бы так усердно печься о бедных и больных.

Торилья знала, что служанка права и ее отец не единственный в мире страдалец.

У нее болела душа за малюток, работавших в шахте, — их пороли, если они плакали или засыпали. Ей становилось дурно, когда она видела тридцатилетних женщин, превратившихся в искалеченных, немощных старух.

Ей было понятно, почему мужчины каждую пятницу торопились в кабак: они желали хотя бы на час забыть об опасной, изматывающей физически и духовно работе в темной, грязной яме.