Полуночные признания - Кэндис Проктор

– Вы думаете, что целились в мадам де Бове?

– Нет, конечно, нет, – поспешно ответила Элис.

В первый раз за время их беседы Зак подумал, что она не столь искренна с ним, как хочет казаться.

Эммануэль стояла в дверях комнаты своего сына и прислушивалась к его слабому дыханию.

– Доминик, – еле слышно прошептала она, поскольку сын спал и у нее не было желания его будить. Она просто не сумела побороть в себе желание произнести его имя – как не смогла не прийти сюда, к двери, которая связывала их комнаты. Ей очень хотелось лишний раз убедиться, что сын жив и находится в полной безопасности.

Доминик выглядел совсем крошечным в большой кровати, которая была сделана из красного дерева и стояла на высоком постаменте. Сверху ее закрывала москитная сетка с балдахином. Странно – совсем недавно Эммануэль считала Доминика малышом, а ему уже одиннадцать, и скоро он станет совсем взрослым. Но ребенок и в таком возрасте беззащитен, а Новый Орлеан стал очень опасным городом. Даже перед войной жизнь здесь была трудной из-за частых эпидемий желтой лихорадки, тифа и болезней, которые вызывала близость болот. Смертельные эпидемии в этом городе начинались очень легко и добивали свои жертвы быстро. Стоя в темноте и наблюдая, как спит сын, Эммануэль чувствовала, как ее сердце наполняется глубокой и столь сильной любовью, что она с трудом поборола желание дотронуться до его теплой щеки.

Она хотела вернуться в постель, но потом передумала и направилась к застекленной раздвижной двери своей комнаты, через которую можно было наблюдать пустынные, омытые дождем мощеные мостовые на улице Дюмен. Должно быть, наступила глубокая ночь, поскольку больше не было слышно звуков из кабаре – доносился только шум воды, падающей с карнизов, льющейся с насыпей и собирающейся в лужах.

От бриза шелестели папоротники и качались розовые кусты. Ветер согревал лицо, но когда Эммануэль сложила руки на груди, она вдруг поняла, что дрожит. Это был какой-то внутренний озноб – от страха и горя, который она испытала на кладбище.

Впрочем, кровь и смерть – это ужасное, даже невыносимое зрелище для многих, но не для Эммануэль, которая посвятила свою жизнь лечению и изучению медицины. Нет, решила она, страх вызван лишь внезапностью, с которой был убит Генри Сантер.

Эммануэль вдруг вспомнила, что доктор Сантер изучал медицинские средства индейцев и писал трактат о кровопускании. Теперь эти труды будет некому завершить. Не откроет Сантер и особого отделения для приема родов после окончания войны. Эммануэль подумала о том, что лучше умереть в самом расцвете сил, чем дряхлым, всеми забытым стариком. Однако попытка убедить себя в этом ей не удалась, поскольку она хорошо помнила, как доктор мечтал об осуществлении своих планов.

Эммануэль смутилась от мысли, что она горюет не столько по доктору, сколько по своим надеждам, которые были с ним связаны. Она потеряла хорошего друга, уважительного учителя и делового партнера. Теперь обязанность управлять больницей – при всех вызванных войной трудностях – ляжет на ее плечи.

– Мой Бог! – вдруг услышала она знакомый голос. – Ты простудишься, сидя без обуви и в старой ночной рубашке.

Эммануэль почувствовала, как на ее плечи опускается шаль, и тихо рассмеялась:

– Здесь очень жарко, Роуз.

– Но ты холодна как лед. – Эммануэль обняла теплая рука цвета карамели. – Я это чувствую. Тебе надо вернуться в постель. Утро вечера мудренее.

– Лучше уже не станет.

Роуз скорбно выдохнула и опустилась на стул.

– Я знаю.

Она сочувственно помолчала. Когда-то Роуз была рабыней, но сейчас она просто прислуживала.

– По какой причине, как ты думаешь, кто-то застрелил этого старика? – спросила Роуз.

Эммануэль покачала головой:

– Не знаю. Я перебрала в памяти всех людей, кто был знаком с Генри, – его родителей, других докторов, но я не думаю, что кто-то стремился его убить столь хладнокровно, столь расчетливо…

Вдруг Эммануэль вспомнила, что Генри не хотел идти на кладбище в тот вечер. Неужели он о чем-то догадывался? Возможно, кто-то угрожал ему или он почувствовал какую-то опасность?

Сердце Эммануэль наполнило чувство вины.

– Я все думаю, что было бы, если бы я не стала уговаривать его пойти на кладбище? Или если бы мы ушли раньше?

– Ты задаешь глупые вопросы, – перебила ее Роуз. – Хватит проклинать себя.

– Но я что-то чувствую, Роуз. Какое-то зло или что-то страшное. Что-то… – Она замолчала, пытаясь подобрать слова.

– Ну а что ты ожидала, – бесцеремонно прервала ее Роуз, – когда ты днем режешь мертвецов, а потом ночью гуляешь среди могил?

Эммануэль непроизвольно рассмеялась, но тут же поспешно замолчала, бросив быстрый взгляд в полуоткрытую дверь спальни, где мирно спал Доминик. Эммануэль снова охватил страх за него. Что случится с ее сыном, если он останется без матери? Смерть может настигнуть быстро и совершенно неожиданно. Она появляется из ночи – от стрелы арбалета, острой сабли, болотного воздуха.

– Ты думаешь, что сегодня вечером хотели убить тебя? – сказала Роуз, наконец, произнеся вслух ту мысль, которую Эммануэль старалась от себя отогнать.

– О Боже, Роуз! – Эммануэль закрыла лицо ладонями, ее дыхание стало неровным. – У меня было нехорошее предчувствие. Я не думаю, что целились в Генри. И если бы я не споткнулась, если бы он не повернулся, чтобы мне помочь, стрела попала бы в меня.

– А этот майор-янки, о котором ты мне говорила, начальник военной полиции, – он знает об этом?

Опустив сжатые кулаки на колени, Эммануэль подняла глаза на свою подругу.

– Как я могла сказать ему, что Генри убили по ошибке? – Она отрицательно покачала головой. – Он бы мне не поверил.

– А если действительно кто-то пытается тебя убить…

– Что, как ты думаешь, янки сделают для меня? Начнут меня защищать? – Эммануэль внезапно поднялась, держа руками шаль. – Эти люди не из полиции, Роуз, это вражеские солдаты. Они могут арестовать кого угодно – тебя, меня, любого – и устроить пародию вместо суда. Для этого начальника военной полиции наверняка я – главный подозреваемый.

У Роуз от неожиданности перехватило дыхание.

– Но… почему?

– Ты бы только видела, как он смотрел на меня. Как будто знал, что я что-то утаила.

– Но ты ничего не скрываешь.

– Вот как? – произнесла Эммануэль, понизив голос, поскольку она услышала какое-то движение в спальне. В глазах начальника полиции, когда он глядел на нее, было что-то такое, словно он разгадал темные и ужасные тайны ее жизни. И она очень боялась, что он узнает все ее секреты.

На рассвете дождь прекратился. С отсутствующим видом дожевывая кусок французской булки, Зак медленно поднимался с чашечкой кофе в руке на веранду второго этажа. Она находилась с задней стороны выстроенного в греческом стиле роскошного особняка, который генерал Батлер передал в распоряжение своим офицерам. Дождевые капли продолжали падать с листьев старых, заросших мхом дубов, шлепаясь о банановые и абрикосовые деревья и папоротники раскинувшегося ниже сада. Темная мокрая земля испускала пар, густо наполняя утренний воздух запахами гниения и сырости.