Караван дурмана - Сергей Донской

Яртышников выпятил влажную нижнюю губу:

– Тогда какого черта вы мне тут голову морочите? Что вы тут машете своей липовой «корочкой»?

– Дело в том, что я пришел к вам как частное лицо к частному лицу, – пояснил Громов, доверительно склонившись к самому лицу собеседника. – Я отец девушки, которая была у вас сегодня утром. Ее зовут Еленой. Фамилию она носит мою – Громова. Так вот, эта самая Елена Громова приходила навести справки о своем муже, а вы выставили ее за дверь, предварительно обложив матом. Припоминаете, м-м?

– А! – запоздало спохватился Яртышников. – А-а-а!

Кипяток в чайнике успел подостыть немного, но поток, хлынувший на брюки директорского костюма, оказался просто обжигающим. Вытаращенные глаза Яртышникова сравнялись размером с его ошпаренными яичками, а Громов продолжал как ни в чем не бывало:

– К вам нанялся поработать молодой человек по имени Андрей Костечкин. Я и моя дочь хотим знать, куда вы его отправили и почему он до сих пор не вернулся из рейса. Это все, что нас интересует.

– О! – страдальчески выкрикнул Яртышников, тряся руками, которыми попытался прикрыть мокрую промежность. Кипятка в чайнике оставалось с избытком, и проклятый Громов явно не собирался ее экономить.

– Звали, Николай Петрович? – Зоино лицо, просунувшаяся в щель приоткрытой двери, выражало тревогу и недоумение.

– Закройте дверь с той стороны и позаботьтесь о том, чтобы нам не мешали, – жестко произнес повернувшийся к ней Громов.

Зоя с видимым облегчением исчезла. Кто она такая, чтобы перечить человеку, представившемуся сотрудником ФСБ? Если сам шеф только пучит глаза и покорно терпит грубые выходки посетителя, то не секретарше учить его хорошим манерам.

– Итак? – спросил Громов, когда дверь в приемную бесшумно закрылась.

На пистолет, выхваченный Яртышниковым из ящика стола, он посмотрел так, словно это был какой-нибудь канцелярский степлер, – мельком, без всякого интереса. После чего сосредоточил мрачное внимание на бегающих глазах собеседника.

Яртышников понял, что зря он хватался за оружие, пока Громов общался с секретаршей. Ему еще никогда не приходилось стрелять в людей, и теперь, сжимая в потной ладони рукоять «вальтера», он начинал подозревать, что уродился не бесшабашным героем вестерна, у которого палец всегда на спусковом крючке.

– Убирайтесь отсюда! – потребовал он без особой уверенности в голосе.

– Разрешение на хранение оружия имеется? – скучно полюбопытствовал Громов, продолжая стоять напротив как ни в чем не бывало.

– Представьте себе, имеется, – заверил его Яртышников.

– А лицензия на убийство?

– Лицензия?.. На убийство?..

– Ну да. Если вы не агент 007, то вы не можете вот так просто застрелить не понравившегося вам человека. – Громов насмешливо прищурил глаза. – Это чревато сроком от пяти до десяти лет. Конечно, если в ваших действиях не будет обнаружен корыстный мотив. В противном случае тут пожизненным попахивает.

– Какой еще корыстный мотив? – занервничал Яртышников. – Что вы мелете! Это самооборона.

– Я безоружен, – укоризнено напомнил Громов. – Чайник не может считаться орудием нападения. Но если вы сейчас же не уберете свою пушку, то я этим чайником нанесу вам столько тяжких увечий, что весь медперсонал больницы сбежится поглазеть на своего нового пациента. – После секундного размышления он предположил: – Скорее всего, это будет травматологическая поликлиника, отделение сложных переломов.

– Да что же это происходит такое, а? – надрывно спросил Яртышников у грудастой девицы с календаря. На Громова он старался не глядеть. Совершенно безумный тип с полыхающими белым огнем зрачками. Не только застрелить его не получается, но и напугать тоже. Даже при наличии взведенного «вальтера», снятого с предохранителя.

Полиграфическая красотка никак не откликнулась на страстный призыв хозяина кабинета. Ей было глубоко плевать на его страдания. И когда Яртышников получил оплеуху сначала справа, а сразу вслед за этим слева, девица как ни в чем не бывало продолжала демонстрировать свою фигуру – единственное занятие, которое приносило ей деньги и удовольствие.

Яртышников машинально схватился обеими ладонями за пылающие щеки, тупо отметив про себя, что пистолет из его правой руки исчез. Когда именно это произошло, сообразить не удавалось. После пары полновесных затрещин мозги в голове Яртышникова перевернулись, что называется, набекрень. Но очередной вопрос, адресованный ему, он расслышал:

– Куда вы снарядили Костечкина, Николай Петрович? Что вам известно о его местонахождении? Только не пытайтесь тень на плетень наводить, это может плохо кончиться.

Яртышникову вспомнились некстати фильмы, где людей подвергают допросу на детекторе лжи. Он понятия не имел, по какому принципу работает эта штуковина, но точно знал, что обмануть ее почти невозможно. Точно так же, как ворвавшегося в его кабинет Громова, который пренебрежительно сунул конфискованный пистолет в чайник с водой и теперь внимательно смотрел на собеседника. Ждал ответов на свои вопросы? Примеривался, как бы побольней ударить свою жертву снова? Когда Яртышников заговорил, его речь была торопливой, как у отличника, назубок выучившего свой урок. Он говорил, говорил, говорил, а Громов не только не перебил его ни разу, но еще и заставил повторить рассказ, только уже по возможности кратко и без лишних эмоций.

Из груди Яртышникова вырвался истерический смешок. Без лишних эмоций? После того, как тебя обварили кипятком и надавали по ушам, как будто ты не директор автотранспортного предприятия, сидящий в кресле за семьсот баксов, а проштрафившийся мальчишка? Когда штаны у тебя мокрые, а твой грозный «вальтер» торчит из чайника, словно негодный пугач?

Но все же Яртышников очень постарался, чтобы ненавистный посетитель остался на этот раз доволен. Выносить его присутствие было с каждой секундой все труднее, хотя вода в чайнике давно остыла, а руки Громова больше не мелькали перед глазами. Так что Яртышников успешно справился с заданием и едва сдержал стон облегчения, когда визитер удовлетворенно кивнул, прежде чем предупредить напоследок:

– О нашем разговоре никому. Честно говоря, мне не хотелось бы встречаться с вами вновь, да и вы, Николай Петрович, полагаю, не горите таким желанием, м-м?

– Не горю, – согласился Яртышников, незаметно щупая ляжки, облепленные мокрыми штанинами.

– Тогда прощайте.

Громов развернулся на каблуках и зашагал к выходу независимой походкой человека, который никому ничем не обязан. Наверное, у него были стальные нервы, но Яртышникову стоило немалого труда высидеть на месте ровно столько времени, сколько потребовалось Громову для того, чтобы выйти из офиса. Едва дождавшись, пока за окном хлопнет автомобильная дверца и заработает включенный двигатель, Яртышников порывисто вскочил со своего подмоченного кресла и ринулся в приемную, вопрошая на ходу:

– Кто это был? Кто он такой, я спрашиваю?