Караван дурмана - Сергей Донской

Спросил у людей:»Где герой?»

Ответили мне: «Он погиб на войне».

Другие сказали: «Oн выиграл битву и теперь отдыхает».

Их слова носит ветер, но правды не знает никто.

Тао Юаньмин (365–427)

Незадолго до наступления темноты небо над степью окрасилось в совершенно фантастические цвета. Еще несколько минут назад облака напоминали то ли заурядные клубы серой пыли, то ли отару тонкорунных овец, и вдруг – хоп! – получилась страна багровых туч какая-то, а не земной пейзаж. Если подобный закат увидишь на картине, ни за что не поверишь, что такое бывает на самом деле.

Под этим пламенеющим небосводом было легко представить себя перенесшимся на другую планету, к примеру на Марс. Хотя в степи не место человеку с богатым воображением. Впечатлительным натурам тут делать нечего. В этих диких местах обитали люди совсем другого склада, ни черта не смыслящие в живописи и поэзии, но зато научившиеся выживать. Любой ценой. Всем смертям назло, а смертей этих рыскало вокруг превеликое множество.

Самые энергичные и предприимчивые из здешних жителей уже спешили к месту событий, и всем им было глубоко плевать на красоты родного края. Позади суровая затяжная зима, однако до настоящей весны еще далеко, всего лишь март на дворе. Голодно, холодно, тоскливо. Жрать нечего, печи топить нечем, источников существования – раз-два и обчелся. Трупы расстрелянных в степи водителей-дальнобойщиков – огромная удача для всех. Подарок судьбы. Весть о том, что их поубивали и побросали как попало, принес пятилетний внук старухи Кунанбаевой. Вообще-то он ходил к оврагу, чтобы наломать там сухого ковыля для растопки, а потом приволок охапку этой дряни домой, за что был нещадно бит суеверной бабкой, заголосившей на всю округу: «Смерть накличешь, дурья твоя башка! Смерть!» Ближайшие соседи, заслышавшие шум, живо смекнули, что к чему, и, не тратя времени на урезонивание полоумной Кунанбаевой, кинулись в степь, торопясь опередить друг друга. Деньги у убитых наверняка отобрали нападавшие, но зато остались наручные часы, перочинные ножи, зажигалки, добротная одежда, обувь. Тот, кто несколько лет проходил в самодельных галошах из автомобильных покрышек, умеет ценить фабричные сапоги на литой подошве или китайские кроссовки, одни замечательные шнурки которых могут сгодиться для сотни разных дел. Тому, кто провел зиму в драном свитере из козьей шерсти, не терпится обзавестись кожанкой или солдатским бушлатом с меховым воротником. А тут целых семь трупов. Широкий выбор.

Если оставить себе лишь самое необходимое, а остальное сменять на продукты, то можно будет разжиться и сухарями, и вяленым конским мясом, и чаем, и даже сахаром. Впрочем, мечты о чаепитии отходят на самый задний план, как только представляешь себе десятилитровую бутыль желтоватого самогона. На столе плюется жиром сковорода с ломтями хорошо прожаренного мяса, в руке стакан, наполненный огненной жидкостью. Вот это праздник! Организм истосковался по выпивке. Брюхо требует, чтобы его поскорее залили спиртным и набили съестным. Под завязку. До отвала.

Воропаев, в прошлом большая шишка – начальник протезной мастерской, судорожно сглотнул набежавшую слюну и ускорил шаг. Он был еще не старым человеком, но отсутствие витаминов и недостаток калорий превратили его в задыхающуюся развалину, еле-еле переставляющую ноги. К тому же Воропаев волочил за собой самодельную двухосную повозку на велосипедных колесах, норовящую завалиться то на один бок, то на другой.

Проржавевшие колеса немилосердно скрипели и выписывали самые неожиданные кренделя. Для того чтобы заставлять их крутиться в нужном направлении, приходилось прилагать немало усилий.

– Ы-эх!.. Э-ых!..

Преодолевая рытвины и ухабы, Воропаев всхлипывал от напряжения, но упорно продвигался вперед. Ему страстно хотелось выпить, однако еще больше хотелось мяса, много-много мяса, настоящей парной свежатины, а не опостылевшей вяленой конины или вонючего бараньего жира. За поясом у Воропаева торчал острый сапожный нож, с помощью которого он рассчитывал разжиться сегодня самыми лакомыми кусками.

На свору обогнавших его собак он посмотрел с завистью, однако без особого раздражения. Бродячие псы окажутся на месте первыми, да только они начнут пиршество не с упругих ляжек, не с ягодиц трупов, а с их внутренностей. Воропаев не столь неразборчив. Он не беззубый старик, чтобы довольствоваться чьей-то порченой печенью или прокуренными дочерна легкими. У него есть тележка, есть остро наточенный нож. И огромное желание дожить до лета, когда из земли попрет всякая съедобная зелень, а разжиревшие суслики потеряют бдительность.

Сусликов на своем веку Воропаев переел множество, а человечину попробовал только однажды и остался от нее не в большом восторге. Но дикая степь не то место, где можно привередничать и перебирать харчами. Здесь кто смел, тот и съел, а кто не съел, тот протянул ноги – на радость ближним.

Переводя дыхание, Воропаев оглянулся, прищурил подслеповатые глаза. Далеко позади виднелась фигура коротконогого казаха, который уже никак не успевал прийти к финишу первым. Правда, разрыв между соперниками медленно сокращался. Если Воропаеву приходилось тянуть за собой шаткую повозку на разболтанных колесах, то казах шел почти налегке – с пустым рыжим портфелем из свиной кожи.

С этим самым портфелем он когда-то летал самолетами Аэрофлота в командировки по всему Союзу Советских Социалистических Республик. То было славное времечко! Из Актюбинска – в Усть-Каменогорск, оттуда – в Ашхабад или даже в Норильск. Калейдоскоп событий, море впечатлений. Тулиген Жизебекович являлся тогда председателем заготконторы, прилично зарабатывал и мог иметь столько женщин, сколько позволяло здоровье.

Кого только он не переимел в эпоху развитого социализма! Буфетчицы, кладовщицы, проводницы, администраторы гостиничного хозяйства – всех не перечислишь. Однажды, удачно сбыв шкуры крупного рогатого скота, Тулиген Жизебекович заманил в свой номер сразу двух балерин из Минска, а в другой раз, подзаработав на костной муке, уложил в постель настоящую актрису с киностудии имени Довженко, роскошную женщину, умевшую кричать на разные голоса и задирать ноги чуть ли не до самого потолка. Вот это было кино! Вот это были танцы маленьких лебедей!

Потом продажные политики предали свой народ, Союз развалился, заготконтора тоже, все пошло прахом. В последние годы Тулиген Жизебекович сожительствовал с паршивой овцой и почти перестал мечтать о чем-то большом и светлом. Он подозревал, что у него уже никогда не будет ни стада верблюдов, ни табуна лошадей, ни даже одной-единственной ладной кобылки, для общения с которой в доме имелась специальная резная скамеечка, доставшаяся Тулигену Жизебековичу по наследству от деда, знатного чабана совхоза «Заря Востока». Скамеечка да воспоминания – вот и все, чем оставалось гордиться внуку.

Вынужденный довольствоваться дряхлой одноглазой овцой, он потерял вкус к жизни, все чаще чувствовал себя никчемным неудачником, напрасно коптящим небо. Откуда взяться уважению сородичей, если у тебя нет хотя бы тридцати голов скота или надела земли с нефтяной скважиной? Где взять деньги, чтобы обзавестись женой или безотказной лошадкой?