Элоиз - Джуди Финниган

Нашей Иви всего шестнадцать. Меня как током ударило при мысли, что я могу потерять ее.

А потом подступил гнев. Как он смеет относить материнские чувства исключительно к «женской территории»? Конечно же, любая мать станет оплакивать своего умершего ребенка. Но Крис так легко рассуждает, будто я глупа. Как будто он сам не горевал бы.

И в этот момент я почувствовала почти первобытную связь с Джулианой. Мы с ней заодно, потому что обе матери. Потому что обе (пусть каждая по-своему) чего-то недопонимали в смерти Элоиз. Всей своей иррациональной сутью я была на стороне Джулианы. Что-то действительно не так. Не знаю, как отреагирует Крис, но я остаюсь в Корнуолле, пока не найду объяснения своей тревоге.

Понедельник. Проснулась обеспокоенная и не в настроении. Сегодня мне предстоит какое-то дело, к которому не лежит душа. Что именно? И тут я вспоминаю. Тед. Мы вчера не позвонили ему.

Пьем чай в нашем солнечном дворике.

— Крис, позвонишь Теду?

— Хорошо. А что сказать?

О боже. Мужчины.

— Крис, вы, кажется, с ним друзья. Ты всегда говорил, что не встречал в жизни более открытого и прямолинейного человека. Так позвони ему и прямо поговори, узнай, как он себя чувствует. Можешь даже спросить, почему Джулиана такая подозрительная. И, в конце концов, мы должны навестить девочек. Они же растеряны и напуганы потерей мамы.

— Хорошо. Пригласить их на обед?

— Да, если они могут.

Но они не могли. Они были в Манчестере у родителей Теда и собирались вернуться в Корнуолл только завтра.

— Ну вот, — сказал Крис, положив трубку. — А мне нужно быть завтра в Лондоне. Так что мы не сможем повидаться с ними.

«Не „мы“, а „ты“», — подумала я про себя. Мне не нужно быть завтра в Лондоне, и я останусь тут, пока все не выясню с Тедом и Джулианой. Ради Элоиз. Но я не стану объявлять об этом Крису прямо сейчас. Выжду пару часов. Нужно подобрать достаточно убедительные слова.

Во вторник погода резко поменялась. Вчера вечером я проводила Криса — он был недоволен, что я остаюсь тут одна. Сразу же, как он уехал, на небе начали скапливаться облака. А сегодня дождь стоял стеной — холодный душ в лицо тем, кто приехал сюда за солнцем. «Ну, что, нравится вам такой Керноу?[5] — завывал ветер. — А что ты вообще знаешь о здешней жизни? Что ты знаешь о нашем трудном и бесцветном существовании?» Ветер прав. Далеко не всегда Корнуолл похож на райский уголок. Он приветлив какую-то пару-тройку месяцев, когда народ стягивается сюда для семейного отдыха, но по большей части — это суровый, негостеприимный край. Уже с зимы местные начинают беспокоиться, как пройдет лето. Одарит ли солнце своим теплом побережье? Потянутся ли толпы отпускников на пляжи Лу, Полперро, Пензанса? Чем их больше — тем больше заработают местные.

В такие дни, как сегодня, когда ливень обрушивается на землю, а ветер пригибает к земле платаны, даже самые верные поклонники Корнуолла начинают сомневаться — уж в своем ли они уме, если решились приехать сюда в такое время. Что делаю я в этом Богом забытом пустынном месте, где поблизости нет ни одного магазина, а лишь только дождь, туман и одиночество?

В такой день надо сидеть дома. Я растопила камин и включила все светильники, хотя было только утро. Мой маленький автомобиль стоял и ждал во дворе, но я никуда не собиралась, благо в холодильнике хватит еды на несколько дней. Что там у нас есть: молоко, яйца, ветчина, сыр, хлеб, фрукты, салат. Я сделала себе чашку «Хорликса»[6] и примостилась на желтом диванчике у углового окна, где я чувствовала себя комфортно и безопасно. Я сидела и смотрела на огонь. Кухня у нас совмещена со столовой, и отовсюду можно видеть камин — во время еды за столом, сидя на желтом диванчике и даже из гостиной, если дверь открыта.

Я люблю наш дом — такой простой и уютный, с большими окнами, деревянной мебелью, с полом из широких дубовых досок медового цвета, со стенами в бело-серо-голубых обоях. С огнем, гудящим в камине, перед которым расстелен ковер с золотисто-рыжим рисунком. Бывало, я сидела, тут с книжкой в руках, и хотелось быть только тут, и нигде больше.

День тянулся медленно. Пошел град, гулко грохоча по крыше и мелко стуча в окно. Я отложила книгу и стала вспоминать те благословенные дни, когда мы собирались тут все вместе — я с Крисом, Элоиз с Тедом, ну и наши дети в придачу. Красавицы-близняшки Роуз и Виолета — и наши Иви, Том и Сэм, которые были гораздо старше детей Элоиз, но не настолько старше, чтобы не поиграть у моря и не поклянчить мороженое. Обычно мы отправлялись в Ползит или Деймер Бэй. Это на северном побережье Корнуолла, довольно далеко от наших мест с тихими бухтами, усмиряющими море. Но зато там — раздолье для серфинга. Там — крутые волны и много загорелых мальчишек из частных школ и таких же девчонок-сорванцов, чьи родители не скупятся и каждый год снимают для них дома в модном местечке под названием Рок. Лично я довольно презрительно относилась к такому времяпрепровождению, но Тед с Элоиз были снисходительнее и даже находили удовольствие в атмосфере, царившей там. Может, там и вправду весело, но мне милее убаюкивающая природа южного побережья.

Вместе нашим семьям было хорошо. Крис и наш старший — Сэм — брали напрокат гидрокостюмы и пытались что-то там изображать на досках. Хотя куда им было до Теда — он потрясающий серфингист. Для отдыхающей тут молодежи он был настоящей легендой. Что и понятно. Все, что связано с серфом, — очень круто. Ну а мы с Джулианой и Элоиз оставались на берегу с младшими, кормили близняшек замороженным йогуртом и смеялись над каждой глупостью — например когда мокрый песок забивался в купальники. Маленькие детки с полными трусами мокрого песка — вот неотъемлемая часть корнуоллского пейзажа. Самые драгоценные фотографии — мы на пляже, мы в дождевиках, мы с открытыми зонтами. Драгоценные наши дни, полные радости, — дети еще маленькие, и ты веришь, что жизнь никогда не закончится и что впереди бесконечное счастье. Отныне и вовеки веков.

Сейчас мне больно вспоминать те светлые дни. Со смертью Элоиз все закончилось. Эта радость, этот праздник и ощущение бесконечности жизни, которое дают дети, — все это стихло и исчезло вместе со смертью моей лучшей подруги, которой было всего сорок пять. Элоиз умерла и повернула нас лицом к реальности. Что наше упование на счастье — эфемерно. Что впереди ждет одна лишь пустота. Забвение. Мрак. Что божественная связь с нашими детьми может оборваться в одно мгновение, оставив детей растерянными, беспомощными, сиротливыми.

А что же мы, матери? Что происходит с нами, когда мы уходим в небытие? Неужели мы перестаем переживать за наших детей, присматривать за ними? Или, может быть, мы испытываем вечные страдания, видя, как дети наши растут без нас. Осознавая, что как бы ни сложилась их жизнь, теперь она будет не такой, как если бы мы оставались рядом. Не будет для них больше того счастья, ощущения защищенности, если вдруг смерть разделит нас своей жестокой рукой.