Элоиз - Джуди Финниган

Этот кошмар не отпускал меня вот уже сколько лет. Я пыталась скрыться от него — и не могла. Провалившись в сон, я опять увидела все тот же мрачный пейзаж. Вдоль его кромки клубился туман. Опять нахлынула черная тоска, и в такие моменты я боялась сойти с ума. Черный готический ужас, переживаемый мной во сне, свидетельствовал о возвращении депрессии.

Мне снилось, что я стою на берегу океана. Я видела свою маленькую фигурку — далеко, далеко, под темным беззвездным небом, в тусклом свете высокой луны. Человек, похожий на тень, с медленной и торжественной размеренностью катил перед собой по песку больничную каталку. Лицо человека было скрыто капюшоном. За спиной его простиралось тихое море в мерцающей оправе лунного света. Вглядевшись, я увидела, что на каталке стоит гроб.

Гроб был без крышки и внутри обит белым шелком. Там лежал мой отец. Когда облака и туман рассеялись, его острое лицо, иссушенное раком, осветилось мертвенно-бледным сиянием. Из труб, которых я раньше не замечала, вырвались всполохи огня.

Этот сон впервые приснился мне двадцать лет тому назад, когда умер мой отец.

Десятки склепов, которыми был усеян склон горы. То были склепы эпохи Средневековья, но сон дорисовал их по-своему, добавив огненный кошмар, словно в них находится путь в преисподнюю.

Но когда бренное тело отца удалялось к жерлу печи, я отчетливо понимала, что в конце концов он окажется не в этом адском пламени, а где-то далеко-далеко — там, где заканчивается ровная бесконечность океана. А человек с лицом, скрытым капюшоном, и был тем самым лодочником, которому предстояло переправить отца в царство мертвых.

Я проснулась, и сердце мое трепетало, кровь стучала в висках. Я вспомнила похороны отца, как его кремировали и как потом месяцами мне снился этот сон — его торжественный уход через пески туда, откуда не возвращаются. Иногда мне снилось, что я в доме родителей и спускаюсь вниз по лестнице — ищу пропавшего отца. И нахожу его скрюченного в камине — наполовину обгоревшего. В такие ночи я просыпалась, дрожа от страха. Я звала свою мать, а Крис гладил меня, пытаясь успокоить, и я плакала у него на плече.

Мой дорогой Крис, мой сильный и заботливый муж. Конечно, теперь он волнуется за меня, прекрасно помня, как я задыхалась от страха, почти в безумии. Господи, я не хочу, чтобы весь этот ужас повторился. Все-таки Крис прав — нужно избегать отрицательных эмоций, которые могут спровоцировать депрессию. Завтра же вернемся в Лондон, хоть и должны были бы увидеться с Тедом, мужем Элоиз — теперь правильнее говорить «вдовцом», — отцом двух маленьких дочерей. Может, позвонить ему прямо сейчас? Днем мы не застали их дома, и я просто погуляла по их саду. С чего я решила, что у меня есть силы общаться с ними? Они куда-то отъехали, и слава богу, хотя меня немного мучает совесть.

Но теперь я хочу уехать из Корнуолла, в котором каждое утро было ясным, независимо от времени года. Даже на Рождество здесь над тропинкой сада порхают бабочки. В ноябре на нашей лужайке появляются нарциссы, и зимой они все такие же золотисто-желтые — им все нипочем. В солнечные дни море тут синее-синее, в золотых бликах. Когда небо хмурится, вода становится оловянно-серого цвета. Но волны в белых барашках бьются о берег, и душа просветляется и поет, и не хочется думать ни о чем плохом, видя всю эту красоту.

Воздух Корнуолла переполнял мою душу счастьем и покоем. Он был моей тихой гаванью вот уже двадцать лет, и мы запланировали эту поездку еще до смерти Элоиз. Мы хотели оторваться от лондонского дома, побыть вдвоем, пока наши мальчики разъехались по университетам, а дочка отправилась на лыжный курорт вместе со своим классом. Но вот Элоиз умерла, и меня накрыли мрак и смертная тоска. Ужаснее всего было то, что моя подруга словно тянула меня в пропасть, внушая тягостные мысли, тревожа мое воображение.

Крис уже спал. Я обхватила его руками. Он такой сильный, теплый человек. Завтра утром надо будет извиниться. Скажу, что и вправду пора домой.

Утром я попросила прощения у мужа. Он был так мил — радовался, что я снова весела. Поэтому после завтрака он переспросил — может, я передумала ехать в Лондон? Он с надеждой посмотрел в окно: небо над Корнуоллом было ясным и чистым как слеза. Он сказал, что по радио объявили лондонскую погоду — там опять заладили дожди. А тут такая красота, что все мои вечерние страхи как рукой сняло.

— Давай махнем на пляж в Полкеррис, — предложил Крис. — Такой хороший день. Что нам делать в дождливом Лондоне?

Конечно, он прав. Нужно напитаться солнцем, морским воздухом, чтобы отогнать ночные кошмары. Я посмотрела на Криса и кивнула. Он улыбнулся и поцеловал меня в макушку.

Мы вышли из дома в сад. Вдыхая соленый воздух, я воспряла духом и вдруг вспомнила про кафе «Тэлланд Бич». Интересно, открыты ли они в это время года? Курортный сезон обычно начинается после Пасхи, но хозяева — молодая пара — вполне могут сделать исключение в хорошую погоду, особенно если она придется на выходные. Да, мы сходим туда ближе к вечеру и выпьем по чашке чая, решила я. А пообедать можем в Полкеррисе или Фоуи.

В Бодинник[2] мы приехали уже через двадцать минут и стали ждать парома. В очереди перед нами было всего две машины, не то что летом, когда сюда съезжаются семьями, чтобы переправиться в сторону Фоуи. Мне даже было приятно задержаться тут. Я любовалась домиком на берегу реки и думала о Дафне дю Морье. Она тут жила. В белом доме с синими ставнями. Феррисайд, самый первый и самый любимый дом Дафны. Мы с Элоиз обожали ее. Каждый год ездили на литературный фестиваль в Фоуи в честь самой знаменитой писательницы — уроженки Корнуолла. Вдруг с грустью подумалось, что теперь я отправлюсь туда одна.

Переправа заняла какие-то пять минут. Мы выехали с парома, свернув направо и миновав парковку. Чтобы добраться до Фоуи, нужно свернуть налево, но мы продолжали ехать вперед, пока у дороги не возник указатель на Полкеррис и Менабилли[3].

Ах, Менабилли. Настоящее место паломничества для тех, кто хочет проникнуться восхитительным миром Дафны дю Морье. Любой из нас, кто так очарован ее историями, происходящими неизменно в Корнуолле, знает, как она обожала это поместье — ведь именно там она написала свой самый лучший роман «Ребекка», такой завораживающий, волшебный. Иногда мы с Элли приезжали сюда, бродили по дорожкам, пытаясь хоть краем глаза увидеть старинный дом, в котором она жила на протяжении двадцати лет. Но густая листва деревьев скрывала его от посторонних глаз.

В Полкеррисе мы обычно перекусывали либо в «Рэшли Инн», очень уютном пабе с видами на море, либо в бистро «У Сэма» с хорошим рыбным меню.

Сегодня мы выбрали «У Сэма». То была переделанная лодочная станция XIX века. Отделка самая простая — дерево и стекло. Заведение стояло прямо на пляже, по которому в эту февральскую субботу гуляли собаки, дети, их мамы и папы.