Великие психологи - С. И. Самыгин

Из «Принципов психологии» и всех прочих произведений Джеймса очевидно, что слово «амбивалентный» наиболее полно характеризует мнение Джеймса о традиционной психологической науке. Он с уважением относился к эмпирическому методу, но считал, что если результаты эмпирического подхода не могут помочь в решении вопроса, следует рассматривать такой традиционный научный метод как ограниченный.

Большая часть аргументов Джеймса основывается на примере ученых, которые отрицают веру и заявляют, что научный метод является совершенно объективным. Джеймс был не согласен с их презрительным отношением к предметам, выходящим за рамки науки, и высказал предположение о том, что такие ученые не сумели разглядеть свою собственную веру в исключительной правоте материалистического мировоззрения, которое не в состоянии объяснить многие проявления человеческого опыта. Подобно Маху, Джеймс настаивал на том, что научный язык является изобретением человека. По Джеймсу, гипотезы есть просто способы толкования, а не буквальные копии реальности. Он полагал, что в некоторых случаях стоит воспользоваться конкретными религиозными интерпретациями.

Проявляя дипломатичность в оценках, но не прекращая при этом критиковать современные ему доминирующие направления в психологии, Джеймс особенно выступал против членов Ассоциации психологов, редукционистский анализ которых он заменил своим «потоком сознания». В 1894 году, в своем президентском обращении к Американской Ассоциации психологов Джеймс продолжал предъявлять обвинения в адрес традиционной психологии. Он забраковал лабораторную работу и подчеркнул свое несогласие с позицией членов Ассоциации. Он выступил в защиту исследований психики и объявил, что отказался от той материалистической позиции в отношении к сознанию, которой придерживался в своих «Принципах». С другой стороны, он выступил с отрицанием «доктрин души» приверженцев трансцендентальной философии, искажавших психологию.

Джеймс Маккин Кэттелл отреагировал на выступление Джеймса отрицательно, за исключением пункта, где Джеймс поддерживал исследования психической деятельности человека. Возражая Кэттеллу, Джеймс заявил, что, как ему кажется, Кэттелл не принимает во внимание один важный довод, который состоит в том, что исследования психики «все еще остаются в целом загадочной областью, поскольку в бесчисленных случаях полученные данные невозможно ни сделать более точными, ни проигнорировать, найдя для этого подходящее объяснение… В этом случае речь может идти только о возможности и невозможности». Похоже, основное предназначение Джеймса состояло в том, чтобы протестовать, в психологии и в жизни, против применения искусственных анализов и механистических подходов к изучению человеческого опыта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Не обязательно полностью и безоговорочно разделять взгляды Джеймса для того, чтобы понять, что ему принадлежит множество фундаментальных открытий — открытий, важность которых была признана его коллегами и признается до сих пор. Неполный перечень достижений Джеймса включает следующее: его отчет о пространственном восприятии; его, совместные с Ланге, революционные открытия в области эмоций; включение исследования инстинктов в науку о человеческом разуме как неотъемлемой части этой науки; его концепция привычкц как основного принципа ментальной организации; использование данных о патологической стороне ментальной жизни для освещения нормальной психической деятельности; его психология «я», включающая вариант того, что позднее превратилось в концепцию самоактуализации Маслоу; его трактовка памяти в виде фаз, которая предвосхитила популярную в настоящее время модель обработки информации; его оценка универсальной значимости торможения в поведенческой структуре, а также его сознательная и систематическая борьба за признание всего эфемерного, преходящего и мистического.

Как явствует из его психологии и его жизненной философии, характер Джеймса не подчиняется стереотипному определению. Он совмещал в себе множество личностей, ни одна из которых не была независимой от других. Его интерес к аномальным явлениям иногда толкуется как один из аспектов личного склада Джеймса. В один из периодов депрессии Джеймса его мать писала: «Беда в том, что ему (Джеймсу) необходимо выразить в словах каждый оттенок чувств и, в особенности, каждый неблагоприятный симптом… (Его) темперамент отличается безнадежно болезненной впечатлительностью».

Такая болезненная впечатлительность была лишь одним из аспектов его чувствительной натуры. Он жаловался на то, что его отвлекают от работы, но при этом не смог бы прожить без таких отвлечений. Интеллектуальный авантюрист по натуре, он обожал перемены и, испытав на себе действие газообразной закиси азота, писал в статье, опубликованной в сборнике «Майнд» («Разум»), что этот опыт сравним с идентификацией противоположностей Гегеля. Он экспериментировал с мескалью (мескаль — мексиканская водка из сока алоэ) и не исключал возможности того, что йога представляет собой методологический способ пробуждения глубинных уровней силы воли с целью повышения энергетической мощи человека.

Несмотря на то, что временами Джеймс бывал унылым, упрямым или впадал в пессимизм, он мог также быть любезным, благожелательным и обаятельным. Его беспокойный характер проявлялся в перепадах его настроения, в частой перемене мест и в разнообразии интересов. Он осознавал, что живет во времена путаницы в психологии, и в искренней попытке понять и разрешить проблемы рассматривал все существующие точки зрения. Его отказ принять какую-то одну сторону и упрямо защищать ее не имел параллелей в те дни, когда психологии была присуща классическая строгость. Джеймс не категоризировал свои идеи, его мышление развивалось не в соответствии с аккуратно настроенной шкалой, на которую нанесены деления от материализма до мистицизма. Он одновременно придерживался стольких концепций, что случайному читателю они могли бы показаться безнадежно противоречащими друг другу и совершенно несовместимыми. Традиционные пробелы, оставленные другими психологическими школами, Джеймс сумел наполнить позитивным, основанным на опыте содержимым с привлечением данных о направленности, значимости и взаимосвязанности, а его принципы плюрализма и прагматизма открыли возможности для человеческих свершений и явились альтернативой смирению и отчаянию, свойственным для детерминистского мировоззрения.

Как это любили показывать в старых фильмах о путешествиях, среди пыли и гари, на многолюдном Лейпцигском вокзале сошел с поезда в 1875 году Вильгельм Максимиллиан Вундт — так закончилось его долгое путешествие из Цюриха.

Его путешествие по страницам истории новой научной психологии, где ему приписывалась честь стольких открытий, где порой его обвиняли в монополизме, — это главное путешествие только начиналось. В 1875 году Вундт еще не был согбенным седобородым полуслепым восьмидесятилетним мудрецом, каким его запомнили последующие поколения — это был твердо стоящий на ногах, сильный духом человек с острым взглядом, в котором вызывающе вспыхивал честолюбивый огонек.

Честолюбивым Вундт должен был быть непременно. К концу столетия он был уже не просто ректором Лейпцигского университета, — историк Фриц Рингер (1969) именует его «немецким мандарином»[1].