Куда смотрит прокурор - Макс Григорьевич Хазин

владелец двухкомнатной квартиры привлекается к уголовной ответственности за тунеядство и кражу. Тому не оставалось ничего иного, как признаться: ожидая ареста (кстати, вскоре так и случилось) и предполагая, что ему на несколько лет определят место жительства в «казенном доме», он решил - все равно квартира «пропадет», так лучше выгодно обменять ее. За это ему была обещана солидная сумма, позволившая бы как следует кутнуть напоследок.

Так активность и находчивость прокурора позволили суду без колебаний вынести единственно возможное в данных обстоятельствах решение - отказать в иске.

Мало кто знает, что прокурор осуществляет надзор за соблюдением законности в местах лишения свободы: следственных изоляторах, исправительно-трудовых колониях и подобных им учреждениях. Это особенно важно, потому что именно там реализуются основные цели судопроизводства - перевоспитание людей, преступивших закон.

И здесь я не могу преодолеть искушение, свойственное многим авторам: рассказать случай из собственной практики.

Много лет назад мне поручили проверить письмо одной женщины из другого города. Она сообщала, что недавно была в колонии для несовершеннолетних на свидании с сыном. Подросток ей рассказал, что его несколько раз избивали старшие по возрасту и физически более сильные воспитанники, а пожаловаться администрации он боится - хуже, мол, будет. Сигнал был достаточно серьезным, и я немедленно выехал в колонию.

Разговор с подростком, однако, оказался безрезультатным: он упорно твердил, что никто его не обижает и жизнью в колонии он доволен. На мой резонный вопрос, чем же объясняется письмо матери, он пояснил:

- Выдумал я ей все это, чтобы жальче меня было. Пусть почаще пишут, да посылок шлют побольше, да на денежные переводы не скупятся.

Я ему не поверил - очень уж он выглядел испуганным и забитым, каждое слово из него надо было как клещами вытягивать. Пришлось поэтому искать какие-то другие пути, чтобы установить подлинную картину жизни в колонии.

Первым делом я посетил медсанчасть. Вместе с врачом осмотрел восьмерых находившихся там подростков, независимо от, казалось бы, нейтрального диагноза - ангина, грипп, острое респираторное заболевание. Почти у всех на теле оказались ссадины и кровоподтеки, при этом в истории болезни - никаких отметок. На мой вопрос о происхождении этих повреждений ответ был стереотипный: оступился на лестнице и упал, ушибся случайно. То же сказал и паренек, лежавший с сотрясением головного мозга, и другой, у которого был перелом челюсти.

Пришлось изъять журнал амбулаторных посещений медсанчасти. Там тоже значилось, что многие воспитанники обращались за помощью с различными повреждениями, но и у них в соответствующих графах значилось - упал и т. д.

Создавалось впечатление, что у воспитанников колонии в массовом порядке нарушена координация движений и они на каждом шагу оступаются и падают, задевая одновременно каждый угол самыми различными частями тела. По их личным делам видно было, что чаще всего такие происшествия случались с новичками, находившимися здесь не более года. Хотя были и исключения.

С каждым из них состоялся долгий разговор. Не могу похвастать, что удалось добиться полной откровенности, но многие в конце концов, убедившись в искренности моих намерений, желании помочь им и изменить обстановку, рассказали правду. И правда эта была удручающей.

Оказалось, что в колонии царил кулачный террор. Физически слабых воспитанников и новичков жестоко избивали за малейшую провинность, а то и просто для собственного удовольствия, отнимали у них вещи и продукты. Занимался этим так называемый «актив», то есть командиры отделений, отрядов и другие мелкие «начальники» (между собой ребята называли их «бугры»). Администрация колонии знала обо всем, но умышленно не вмешивалась - была довольна, что таким путем поддерживалась видимость порядка и сводилось к минимуму число нарушений режима. Более того, «активисты» пользовались разными льготами, в том числе чаще других представлялись к досрочному освобождению.

Удалось разыскать нескольких бывших воспитанников этой колонии, в разное время находившихся в побеге. Все пояснили, что не выдержали издевательств и хотя были уверены, что их поймают, рассчитывали после задержания попасть в другую колонию. То же подтвердили и те, кого по достижении совершеннолетия перевели в колонию для взрослых - ведь им уже некого было бояться.

Страшнее всего было то, что сегодняшние истязуемые донельзя ожесточались и, дождавшись своего часа, набравшись опыта, окрепнув и, в свою очередь, став «буграми» взамен ушедших, сами становились мучителями и истязателями нового пополнения. Так это превратилось в бесконечную традицию - сменялся контингент осужденных и кадровый состав воспитателей, а скрытое от посторонних глаз беззаконие процветало.

Мою работу продолжил следователь: наиболее жестоких «активистов» привлекли к уголовной ответственности, так же как и некоторых работников колонии - за то, что не пресекли известные им факты массовых издевательств над подростками. Вскоре эту колонию вообще расформировали…

И закончить свои скромные заметки мне хотелось бы тем, с чего, возможно, другой бы их и начал: прокурор ведет прием граждан. По каким вопросам? Да по любым. Иногда сразу выясняется, что человек пришел не по адресу, в этом случае ему разъясняют, куда следует обратиться. А бывает, что обстоятельства, приведшие человека сюда, и прокурора ставят в тупик. Я сам видел в журнале, где регистрируют прием посетителей, любопытную запись. В графе «Существо жалобы» значилось: «Жена загуляла. Что мне делать?» В соседней графе «Какое дано разъяснение, принятые меры» - прокурор честно написал: «Не знаю…»

Но это, конечно, курьез. Чаще всего в прокуратуру обращаются по поводу действительных нарушений закона. Если они очевидны, меры принимаются немедленно, иногда достаточно телефонного звонка.

Вот пришел молодой строитель; он уволился, уже есть приказ, а трудовую книжку ему не выдают, пока не освободит место в общежитии. Переселиться же он может только через неделю, так у него складываются семейные дела. Выяснив, что все сказанное соответствует действительности, прокурор предлагает начальнику отдела кадров немедленно трудовую книжку выдать, в противном случае администрация должна будет оплатить вынужденный прогул.

А у этой молодой женщины, тоже подыскавшей себе другую работу, ближе к дому и лучше оплачивамую, отчислили из ведомственного детского сада ребенка: для своих не хватает. И здесь вмешательство прокурора восстанавливает справедливость.

Откровенно говоря, должностные лица, как правило, не упорствуют, когда им разъясняют закон. Но находятся строптивцы, которые начинают доказывать, что с учетом их сугубо местных условий или ведомственных сложностей исполнение именно этого закона в данное время нецелесообразно, ибо повредит общественным интересам. Таких приходится приглашать в прокуратуру и вручать предписание (да, так и называется документ) или предостережение (тоже подлинное название) о недопустимости нарушения закона.

Разумеется, не все посетители уходят с приема у прокурора полностью удовлетворенными. Есть очень даже недовольные.

Если, скажем, человек жалуется, что всего лишь опохмелился на работе («очень болела голова после вчерашнего»), а его уволили, хотя могли объявить выговор, пусть строгий; если кому-то не выдали тринадцатую