Страшная тайна смартфона - Алла Озорнина

– Еще один опоздавший! – закричала Екатерина Александровна. – С ума с вами сойдешь!

– Ой, какая смешная футболка! – засмеялась вурдалак Князева, показывая на вампира Никиты. – Клево!

– Я тоже такую хочу!

– Где взял?

– Семикотова, выходи из гроба! Полежала – и довольно! Это тебе не диван! – рассердилась Екатерина Александровна. – Вий, прекрати заигрывать с вурдалаками! Сколько можно говорить?

Рита не двигалась с места. В нарядном розовом платье, в блестящих туфлях на высоченном каблуке, скрестив на груди руки, она продолжала лежать с закрытыми глазами. На каждом длинном, тщательно обработанном пунцовом ноготке был нарисован крошечный синий цветочек с крошечными зелеными листочками. На конце каждого ноготка была просверлена дырочка, в которую продернута серебряная цепочка, а на цепочке висело малюсенькое серебряное сердечко. Разумеется, тоже из Парижа!

– Все за собой убирай, – сурово сказала Екатерина Александровна, когда Рита нехотя поднялась. – Ну что ты, Семикотова, как неживая? Быстрее!

Медленно ковыляя на шпильках, Рита потащила за ширму склееный из картона гроб.

– Да, Семикотова, и в перерыве сними, пожалуйста, макияж.

Рита остановилась.

– Вы че, с ума сошли?

– И накладные ресницы – тоже! Так, а ну-ка, подойди-ка ко мне! Руки покажи. Боже мой! Ну что с тобой делать?! Ну как ты будешь играть ведьму с такими ногтями? Да еще с какими-то сердечками! И перестань жевать жвачку!

– Ну уж маникюр я убирать не буду! Столько времени на него ушло! И макияж снимать – тоже!

И выдула изо рта огромный зеленый жвачечный пузырь. И тут же втянула его обратно. Нате вам!

– О господи! – простонала Екатерина Александровна.

Девчонки злорадно переглянулись. Потом засмеялись. Еще бы! У всех дома приусадебное хозяйство, скотина, огород – какой уж там маникюр? А эта не просто наманикюрится – еще и цветочки с листочками-лепесточками на ногтях нарисует, а тут еще и сердца какие-то прицепила. Видать, совсем делать нечего!

– Че ржете? – закричала Рита, и ее ярко накрашенные губы некрасиво изогнулись.

– Семикотова, прекрати сейчас же! – тоже почти закричала Екатерина Александровна. – Быстро снимай косметику!

Рита снова выдула изо рта пузырь, потом снова втянула обратно, и сказала:

– Прям! – И дернула плечиками. – Не дождетесь!

– Ну! – начало репетиции ввергло Екатерину Александровну в шок. Оказалось, что никто не помнит слов! С ума сойти! Что скажут коллеги, что скажет директор библиотеки Булдыгеров?

Вот и Семикотова совершенно не знает, что говорить!

Рита тем временем стояла посреди сцены и судорожно пыталась вспомнить текст. Куда там! Голова кружилась, по телу разлилась отвратительная слабость, пальцы на ногах, кажется, совсем согнулись и больно упирались в носки туфель. Рита приподнимала то одну, то другую ногу: приподнятой ноге на время становилось легче.

– Че это с ней? – вурдалак Князева наклонилась к вурдалаку Грязевой. – Ногами-то чего переступает? Как лошадь!

– Понятия не имею. Шарики за ролики, видно, зашли.

– Ага! Или ролики за шарики!

– Тихо! – прикрикнула на вурдалаков Екатерина Александровна. – Ты что, Семикотова, стоишь как цапля? Встань нормально и говори!

«Мы разорены, Марина, мы разорены… – звучал в голове голос отца. – Какая Москва? Берёзовка, только Берёзовка!»

– Сейчас очередь Хомы, – подсказала вурдалак Князева.

– Точно! – согласилась Екатерина Александровна. – Бронников, ты-то чего молчишь? Думаешь, если напялил эту дурацкую футболку, то все позволено?

Никита усиленно морщил лоб, тер руками виски и… хоть бы одно слово всплыло в памяти! Текст всей пьесы он знал назубок, но сейчас думалось о другом – о реакции одноклассников после того, как он покажет возможности смарфона.

– Нет, это сумасшествие какое-то! – взорвалась Екатерина Александровна. – До начала спектакля двадцать минут, а мы даже слов не знаем!

Никита еще сильнее наморщил лоб, в мозгах прояснилось.

– Это… А! Философ Хома Брут был нрава веселого! Дальше… это… Любил очень лежать и курить люльку. Если же пил, то непременно нанимал музыкантов и отплясывал трепака.

Очень быстро небольшая часть постановки, в которой богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий нашли место для ночлега, была преодолена, и, наконец, дошла очередь до Риты. Но у той в ушах продолжали звучать слова отца о том, что они разорены и что коттедж выставлен на продажу.

– Пусти, бабуся, переночевать, – уже пятый раз повторил окончательно пришедший в себя Никита.

– Ну? – вышла из себя Екатерина Александровна. – Семикотова, хватит спать!

– А, ну да, – будто проснувшись на самом деле сказала Рита и вдруг вспомнила: – Я знаю этих философов и богословов. Если таких пьяниц начнешь принимать, то и двора скоро не будет. Пошли! Пошли! Тут вам нет места!

– Ладно, побереги голос. Отдыхай. Итак, тихо! Все ко мне! – Екатерина Александровна захлопала в ладоши. – Праздник начнется через двадцать минут! Сверим время!

Все вытащили телефоны, согласно закивали.

– Итак, все свободны, но из библиотеки никуда не выходить! Ни-ку-да!

Все двинулись к дверям.

– Сюда, сюда, – замахал Никита руками, первым выскочивший в вестибюль, – вставайте скорей, фотографировать буду! Такое увидите!

– Удивил! Как будто мы фоток не видали!

– Таких не видали!

– Ой, не болтай!

– Насильно не заставляю. Не хочешь – не надо!

– Куда вставать-то?

– Ну куда-куда? Вон, хотя бы к той колонне! Вот так…

Человек пятнадцать вместе с упырятами облепили колонну и замерли в одной позе.

– Чи-из! – сказал Никита. – Снимаю! А ну-ка… Готово!

Все сгрудились возле него.

– А мы-то – где? – тыча пальцем в экран, недоумевал Димка Скворцов.

– Ой, правда, куда все подевались?

– Мужик какой-то… С бородой… Видите? Идет куда-то…

– Ну прям как живой…

– А вон там, смотрите, диван и кресла. А здесь – нет.

– А фон-то какой темный! Здесь-то светло!

– Да че вы? – громко сказал Клюшкин. – Это же прикол!

– Ага, прикол, – обиделся Никита. – Ну давай, ты теперь всех приколи!

– И приколю! Вон возле дверей встаньте! Ага, снимаю! Готово! Та-ак, посмотрим… Что это? Вообще никого… Да отойдете вы, или нет! – это он болтающимся под ногами упырятам. – До чего надоели!