Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - Уилл Селф

Даже своим хихиканьем Рейзер эксплуатирует женщин, с негодованием подумал Ричард, чувствуя, как мысль об эксплуатации женщин неодолимо овладевает им.

— Вообще-то, — заметил Ричард в открывшуюся, чтобы поглотить анекдот, пасть, — домой он не пошел.

— Да ну? — Рейзер умудрился высморкать эти два односложных слова.

— Ну да. Он зашел в клуб.

— Сюда? В «Силинк»? — Это произнесла Урсула Бентли. Она разговаривала с Ричардом… в том числе. У него ёкнуло сердце.

— Ага. Вон он стоит, у барной стойки, с Джулиусом треплется.

Шесть пар расчетливых глаз ненавязчиво проследовали в указанном Ричардом направлении и принялись обозревать толстячка в тренчкоте, точно окончательно избранную жертву.

— Кхе-хе-хе-хе, — захихикал Рейзер, — чтоб меня перекосило, молодой Ричард прав!

Никто не обратил на него внимания, потому что несколькими едва заметными непосвященному глазу движениями Белл дал понять, что желает говорить.

— О᾿кей, — произнес он, — давайте немного повеселимся. Слэттер, спустись-ка к консьержу и узнай, как зовут нашего лысого друга. Рейзер, пойдешь с ним. Как только ухватишься за дверную ручку, сразу же ступай через дорогу. Говоришь, он поднимался на верхний этаж, — очевидно, там есть какая-то шлюха, которую он либо хочет видеть, либо уже вида ее не выносит. Сунешь ей бабла, пусть придет сюда и назовется личной гостьей этого, лысого, потом зайдет в бар — словом, устроим им маленькое рандеву. — Последние два слова он произнес по-французски.

Ричарда ошеломила вибрирующая, оглушительная тишина, наступившая после этих слов. Он чувствовал себя так, будто кто-то огрел его по затылку рыбьей тушей весом не меньше центнера.

Примерно так же чувствовал он себя и три часа спустя, когда сидел в самом дальнем углу «Дыры» — нелегального питейного заведения, расположенного на Олд-Комптон-стрит в недрах подвала магазинчика, торговавшего порнухой и всякой мелочью. Ричард был ошарашен здешней атмосферой — абсолютно, нарочито зловещей. Он никак не мог забыть выражение лица давешнего бедняги, когда в бар вошла та самая шлюха, украдкой скользнула к нему и игриво положила руку в синяках на эполет его тренчкота и потерлась обесцвеченной пероксидом бровью о его плечо. Ричард запомнил его лицо, близорукий, пронизанный болью взгляд и пунцовую краску, которая залила шею и быстро поднялась до самых кончиков редких волос несчастного. И Ричарду стало стыдно — оттого, что все это случилось из-за него.

И вот он сидел с мрачным видом, судорожно цепляясь за соломинку трезвости в бушующем море опьянения. Белл тоже был там — стоял поблизости, болтая с двумя чернокожими парнями в жилетках со шнуровкой и синих рабочих брюках, и чувствовал себя превосходно. Белл был в ударе: он даже держался так же, как они, и — Ричард едва уловил это сквозь неумолчный шум — разговаривал почти как они, то есть с акцентом и оборотами, присущими чернокожим, став, таким образом, ближе и понятнее собеседникам.

И Урсула там была. Выглядела по-прежнему безупречно — даже в столь поздний час. Ричард не заметил покраснений вокруг ее синих глаз, а копна ее густых каштановых волос нисколько не потускнела и не засалилась. Скорее наоборот — этот вечер со всеми спиртными излишествами только придал ей жизни, живости. Укрывшись за опьянением, точно за деревом, он все вглядывался в ее черты. И как она могла общаться с подобными людьми? Как могла спокойно воспринимать жестокие шутки вроде той, которую они только что сыграли над беднягой в тренчкоте, — если не была порочной по самой сути своей? Как она могла?

Ричард понял, что ему угрожает опасность — опасность выставить себя идиотом. Он был слишком пьян. Когда, пошатываясь, Ричард побрел сквозь толпу посетителей в сортир, расположенный в конце подвальчика, дабы исторгнуть из себя всю скверну, он то и дело спотыкался о чужие лодыжки и задевал бумажные стаканчики. В уши его лились проклятия, но он слышал их будто откуда-то издалека, — ибо им приходилось преодолевать юдоль слез. Я стою, сосредоточенно думал он, фокусируясь на моменте, когда моча начнет изливаться из пениса, так что она со мной не уйдет. А она пойдет со мной? О! Пойдет?!

Конечно же Ричард знал, что и она тоже. Вряд ли кто-то из перманентной клики Белла избегнул сей участи. Это был просто еще один способ поставить на них свое клеймо, вроде выдачи удостоверения члена клуба. Это происходило всего один раз… или не один? Она ведь была такая… такая, блин, соблазнительная! Идеальная фигура: большая и высокая грудь — причем без всяких ухищрений с ее стороны; талия, которую так и хотелось обнять, гибкие бедра и длинные, сильные ноги; и это лицо! Глаза, голубые-голубые, обалдеть можно; темные брови идеальной формы, где надо — округлости, где надо — острые углы, обтянутые безупречной розовой кожей. Как-то раз Урсула невзначай сообщила Ричарду, что ее туалет состоит лишь из капельки увлажняющего крема и «Жики», нежного и неудержимо эротичного аромата, созданного Герленом для императрицы Евгении.

Капелька увлажняющего крема! Как хотелось Ричарду стать этой капелькой. Чтобы его выдавили на ватный тампон, которым она проводит по этим щекам, этой шее, этой груди. Боже! Да она с ним и через улицу срать не сядет, Ричард был в этом уверен. Но он не мог оставить ее в покое. Не мог….

— …Засиделся, молодой Ричард? — Над ним навис Тодд Рейзер. Ему удалось нависнуть потому, что Ричард практически сполз со стула. Рейзер представлял собой отличный объект для упражнений в каламбурах: он и сам был коротышкой, и снимал короткометражки. Даже его джинсы раздражали — они должны были быть мятыми, но почему-то не были. Рубашки он тоже предпочитал из тяжелой материи, и Ричард не мог удержаться, чтобы не представить еще более мрачные предметы верхней одежды в недрах Рейзерова гардероба — состоявшего из кардиганов, наглухо застегивающихся на «молнию» и джемперов-безрукавок от «Фейр Айль». — Знаешь, я думаю, что там тебе не особо светит… — хмыкнул Рейзер, как показалось Ричарду, подавшись всем телом в направлении прекрасной госпожи Бентли.

Где-то в глубине горла Ричарда открылся небольшой отсек, наполненный желчью. «В᾿ф, бр-р», — попытался возразить Ричард и вдруг очутился на задних ногах, точно жеребенок, насквозь пропитанный кампари, и — также невольно, — пробормотал «Д’брночи» в направлении Белла, Урсулы и Рейзера. Опомнился он уже на Олд-Комптон-стрит, торгуясь с покрытым племенными татуировками и вооруженным планшет-блокнотом контролером на стоянке такси, возле киоска у бара «Полло».

Вскоре после этого такси уже катило на север по Тоттенхэм-Корт-роуд. Ричард безвольно откинулся на заднем сиденье, по большей части еще под действием анестезии, но в то же время превосходно чувствуя всем телом рытвины и ухабы дороги.

На пересечении с Юстон-роуд поставили огромный рекламный щит, чтобы заслонить стройплощадку по соседству с небоскребом Юстон-Тауэр. Ричард уставился на него затуманенным взором, различил каемку зарождающейся зари у его верхнего края — и тут разглядел его полностью. Щит был из тех, на которых при помощи вращающихся треугольных панелей поочередно сменяются три рекламных изображения; когда такси притормозило у светофора, женские половые губы, окруженные складками безупречной шелковой плоти, начали тасоваться, точно карты колоды в руках опытного шулера, пока не уступили место до боли знакомым чертам: ярко-красным губам и носу с широкой переносицей. На Ричарда смотрели теплые черные глаза Белла; Беллов большой палец касался широкого, белого, Беллова лба. Последним, что явили Ричарду вставшие наконец на место панели, был рекламный слоган: «Всю ночь на MW 1053/1089 кГц. Звоните в колокол — звоните мне, Беллу».