Опрокинутый купол - Николай Буянов

Кривобокая сосна, выросшая на просторе больше вширь, чем ввысь, приютила их под своей кроной. Йаланд нарубил веток, натянул на колышки плащ – получился полог. Хоть слабая, а все же защита от непогоды и напоминание о доме… Разжег костер, чего не делал с того дня, как они бежали из илема через подземный ход: боялся, как бы не засекла погоня. Ночью одинокий огонек виден издалека.

Ирга сидела, обняв колени, сжавшись в комочек и дрожа всем телом. Мокрые длинные волосы спутались под рваным капюшоном, некогда румяные пухленькие щеки ввалились, и черные тени легли под глазами. По неистребимой женской привычке вместе с самым необходимым она захватила из терема бронзовое зеркальце с узором на обратной стороне. Зеркальце было маленькое, с ладонь. Последний раз княгиня смотрелась в него два дня назад. Сейчас она взглянула на себя и ужаснулась. И подумала: «Не посмотрит на меня больше мой милый. Не обнимет, не прижмет к себе, не прошепчет: горлица моя… А обнимет, так скорее из жалости, чем из любви (кто ж полюбит такую каракатицу?)». Она смутилась, опустила голову, инстинктивно поправила мокрое насквозь платье – вернее, то, что от него осталось. И не догадывалась, наверное, что Йаланд смотрит на нее неотрывно, чувствуя комок возле сердца – как когда-то, на тропинке к лесному роднику, в их первую встречу. Никогда он не встречал женщину прекраснее.

Что-то пробудило ее ото сна. Ирга подняла голову, прислушалась… Пейзаж вокруг неуловимо изменился. Была та же ночь, но дождь неожиданно стих, на небе высыпали звезды. Они сверкали не только на небе, но и на земле, на противоположном берегу – целые разноцветные созвездия. Иргу это заинтересовало. Вглядевшись она поняла, что перед ней, за рекой, лежит незнакомый город. Ночь была не такая уж темная – виднелись дома и верхушки деревьев, широкие гладкие улицы и высокая, удивительно красивая церковь на холме. Она была построена из желтоватого резного камня – большая редкость в здешних местах, где еще без малого шесть веков зодчие будут отдавать предпочтение более доступному материалу – дубу и сосне.

Ирга встала. Ей захотелось посмотреть диковинный храм поближе, и она пошла к нему, порадовавшись, что платье успело высохнуть и серебряные застежки на груди опять засияли. По крайней мере замарашкой ее, жену мерянского князя, не назовут.

Она не запомнила, как оказалась на том берегу. Может быть, ее перевез белый корабль с голубой полосой вдоль борта и двумя большими колесами… Пока она шла к воротам церкви по пыльной дороге среди пахучих трав и веселых желтых одуванчиков, занялось утро. Солнце засверкало в голубизне, само похожее на большой одуванчик. Внизу, у ног, плавал туман – это испарялась роса. Княгиня неторопливо поднялась на холм и увидела храм вблизи – он оказался очень старым. Барельеф на колоннах кое-где потрескался, у стен густо росла лебеда и крапива, но над дверью, сделанной в виде римского портика, висела икона – верный признак того, что храм был действующим.

Прямо перед ней стояли мужчина и женщина, будто в нерешительности: зайти или не зайти. Оба молодые, оба красивые: он – черноволосый, стройный, с кошачьей грацией, которую было видно даже сейчас, когда он пребывал без движения. Она – худенькая, изящная, чуть ниже спутника, со светлыми, будто прозрачными северными глазами и волосами цвета драгоценной платины, перевязанными бархатистой черной ленточкой. Одеты они были, на взгляд княгини, довольно странно, но она не удивилась: мало ли какие здесь обычаи…

– Не ходи, – послышалось ей.

– Почему? – спросил мужчина, и Ирга вдруг затрепетала, узнав его – Того, Кого видела впервые в жизни.

– Я боюсь.

– Здесь никого нет.

Дверь скрипнула. Женщина несмело вошла внутрь. Мужчина собрался было вслед за ней, но неожиданно что-то почувствовал, чье-то присутствие… Он обернулся и встретился глазами с Иргой. И удивленно спросил:

– Мама?

Руководителя клуба «Кремень» звали Владимир Львович Шуйцев. Борис решил не вызывать его повесткой, просто узнал в справочном номер телефона, позвонил и договорился о встрече, предложив, так сказать, нейтральную территорию. «Зачем? – осведомился Владимир. – Вы что, журналист? Будете писать? Клуба-то давно нет, вы не знали?» – «Не журналист, а следователь». – «Тем более. Дело закрыто, к чему ворошить?» – «Надо, поверьте». Тяжелый вздох: «Надо так надо».

– Не беспокойтесь, много времени это не займет.

Шуйцев смутился.

– Я не о времени, этого добра теперь навалом. Ладно, подъезжайте. Домой не приглашаю, уж извините… Лучше посидим где-нибудь.

– Как скажете.

…Он очень хорошо помнил этого мальчика. Все-таки один из самых талантливых учеников, увлеченный до фанатизма («Слово какое-то…» – поморщился Борис. «В общем, да. Но это если речь идет о каким-нибудь клубе типа „Спартак-чемпион“, вы не согласны? А тут – парень занят серьезным и полезным делом, военной историей времен наполеоновского нашествия. Сейчас ведь патриотическое воспитание как бы отменено, принято ругать все наше и восхвалять западное». – «А вы считаете, нельзя быть хорошим историком без того, чтобы быть патриотом?» – «Конечно! И потом, главное: парень, в отличие от сверстников, четко знал свою дорогу. Мне это импонировало»).

Дорога эта имела свое начало в подростковом клубе «Кремень» (угол улиц Володарского и Коннозаводчиков). Сначала, как водится, народу набежало столько, что не вмещала небольшая комната на цокольном этаже. Тем более что Владимир расстарался: дал объявление в газетах, вспомнил свое прошлое художника-оформителя (известное в стране Репинское училище, худфонд, портреты вождей и фигуры комсомольцев-культуристов то с отбойным молотком, то за клавиатурой ЭВМ – в зависимости от грядущей кампании), нарисовал красивую вывеску, выставил в краеведческом музее свою личную экспозицию, свою гордость: уникальное реставрированное оружие, обмундирование, предметы воинского быта середины прошлого века. Словом, привлек и увлек окрестных пацанов. С тех пор прошло время – кто-то поостыл, подался в другие сферы (в основном связанные с малым бизнесом), кто-то повзрослел и подумал, что, чем лазать по пыльным книгохранилищам и горбатиться на раскопах, лучше валяться дома на диване с банкой пива и смотреть «Клуб кинопутешественников» – там еще круче. Но кто-то и остался, пройдя через все нешуточные испытания, – из них Шуйцев сколотил команду. Первым в этой команде по праву считался четырнадцатилетний Стасик Кривошеий («Вот уйду на покой, – думал Владимир, – будет мне замена…»).

– Вам неприятно вспоминать? – спросил Борис, когда собеседник замолчал.

Тот пожал плечами.

– Это как старая рана, знаете? Вроде не болит, пока не ковырнешь пальцем…

– У нас было два ружья с центральным кремневым запалом. Мы сделали их сами – использовали архивные чертежи и прототип…

– Прототип?

– Несколько лет назад я привез из-под Смоленска, из раскопок. Ружье оказалось французским: какой-нибудь наполеоновский гренадер бросил при отступлении. Деревянный приклад, правда, истлел… Да и вообще мало что сохранилось.