Честь и лукавство - Эмилия Остен

Я не стала уточнять у графа, в связи с чем погасшая надежда вернулась к нему, но мне необходимо было посоветоваться, как быть дальше.

– Сэр, я непрестанно думала о выполнении своего обещания, но это оказалось для меня тяжелее, чем я полагала раньше. Однако теперь, если все подтвердится, как нам поступить, чтобы не пробудить… ничьих подозрений?

– Вы говорите об отце ребенка? – прямо спросил граф, вызвав краску на моих щеках.

– Да, сэр. Я бы не хотела, чтобы он знал о своей роли, и думаю, нам лучше уехать в Эммерли, пока моя беременность не стала заметной.

– Я согласен с вашим предложением, но сможете ли вы так легко расстаться… – Он сделал паузу, но я хорошо поняла его.

– Я думаю сейчас только о том, чтобы порадовать вас долгожданным наследником, и, если мои надежды подтвердятся, вся моя оставшаяся жизнь будет посвящена только ему и вам. – Голос мой звучал твердо, несмотря на неожиданную боль в груди.

– Девочка моя, вся ваша жизнь наполнена самоотречением, и мне придется принять вашу жертву. Я уверен, что мой век клонится к закату, и вы еще будете любимы и счастливы, как вы того заслужили. – Он поцеловал меня в лоб, и мне на лицо капнула слезинка.

– Сэр, я никогда не забуду вашей доброты и не хочу даже слышать о вашем уходе! – Я заметила, что и сама плачу. – Вы не должны огорчать беременную жену, сударь, это может навредить ей, – добавила я лукаво, чтобы развеселить его.

Мне это удалось, поскольку граф тоже улыбнулся и ответил:

– У меня еще никогда не было беременной жены, и я совершенно не знаю, как вести себя с нею. Однако обещаю выполнять все ваши капризы.

– В таком случае давайте уедем в Эммерли на будущей неделе. И прошу вас никогда больше не вспоминать обстоятельства, приведшие к моей беременности.

Граф готов был на радостях пообещать мне все, что угодно, и сдержал обещание. Никогда я не слышала от него ни намеков, ни предположений, ни вопросов.

Вызванный графом врач подтвердил мои предположения и прописал свежий воздух и здоровое питание. Ночью я сидела в кресле и плакала. На словах легко отказаться от любви к мужчине ради любви материнской, но в двадцать лет потерять надежду смотреть в любимые глаза и не страдать при этом – невозможно. Особую горечь я испытывала оттого, что мне придется обмануть Уильяма и даже, скорее всего, поссориться с ним. Иначе он наверняка приедет в Эммерли, а я не могла допустить этого. Уверенность в своей правоте давала мне силы, но их было недостаточно для того, чтобы вернуть прежнее спокойствие и безмятежность. С трепетом ожидала я нашего последнего свидания с Уильямом. И вот час настал. Я собрала все свое мужество и сказала своему возлюбленному, будто устала притворяться и обманывать супруга и хочу расстаться с любовником в тот момент, когда наша любовь еще не принесла обид и взаимных упреков.

– Любовь моя, вы не можете говорить серьезно. Мы лишь три месяца как обрели друг друга, наши сердца едва успели соединиться в одно целое, и вы уже хотите разрушить это хрупкое создание? – Он был ошеломлен, и мне пришлось прибегнуть ко лжи.

– Боюсь, я скорее воображала, что люблю, чем действительно любила вас, милый друг. Мне было скучно, я начиталась романов и придумала себе увлечение. Меня мучило любопытство – что чувствует женщина, у которой есть любовник. Теперь я знаю это, и мне уже не ново и неинтересно обманывать и изворачиваться. Моя богатая фантазия завела меня на неверный путь, но я прозрела и хочу жить спокойно и добродетельно. – Эта тирада далась мне нелегко, но я старалась выглядеть естественной.

– Я не могу поверить вам, Эмма! – Неужели он не оставит меня и не удалится в гневе, как я ожидала? – Что произошло такого, что подвигло вас на такие выводы? Я обидел вас или ваш муж подозревает что-то и притесняет вас?

– Все в порядке, уверяю вас. Я сразу предупреждала, что легкомысленна и люблю приключения, а также, что устаю от однообразия. Теперь, когда наше общение потеряло свою новизну, я буду вспоминать о нем с улыбкой, а вы скоро утешитесь с другой скучающей дамой или обратите свое внимание на забытую невесту.

Когда же он уйдет, я вот-вот разрыдаюсь и все окончательно испорчу!

Он молча смотрел на меня некоторое время, потом покачал головой:

– Я люблю вас по-настоящему и сделаю, как вы хотите. Другие женщины не влекут меня, а невеста не торопит, поэтому мне останется только вспоминать о коротких мгновениях неподдельного счастья. Я не буду обвинять вас в вероломстве – вы так молоды и совсем не знали жизни, когда вышли замуж. Теперь вы, видимо, повзрослели и стали серьезнее. Хорошо, пусть будет по-вашему, я удаляюсь…

На глазах его появились слезы, и я позавидовала, что он может не сдерживать их.

– Не сердитесь на меня, всему виной моя романтическая натура и жажда приключений. Я искренне верила, что люблю вас.

– Что ж, прощайте. Я уеду путешествовать, так как не могу оставаться в Англии без вас. Если когда-нибудь вам понадобится помощь, найдите меня. Холостой или женатый, я всегда буду любить только вас. Моя последняя просьба – получить ваш портрет – не покажется вам чрезмерной?

– Нет, Уильям, я непременно пришлю вам свою миниатюру. Я была счастлива все это время и не смогла обманывать вас, когда мои чувства переменились.

– Вы правы, неискренность погубила бы наше счастье верней, чем правда, какой бы безжалостной она ни была. Надеюсь, вы будете безмятежны и счастливы в своем маленьком мирке.

Он вышел, смахивая слезы, а я бросилась в спальню, чтобы поплакать без помех. Я предавалась горю три дня, и граф деликатно не тревожил меня. На четвертый день я почти совсем успокоилась, и мы отправились наносить прощальные визиты и приглашать в Эммерли гостей на лето.

Из Лондона мы заехали к моей маменьке и взяли ее с собой, так как я боялась остаться без ее советов в новом для себя положении. Мы много говорили о детях и воспитании, а мои неожиданные приступы рыданий удачно списывались на нервное расстройство, обычное в таком состоянии.

Цветущие луга Эммерли были столь хороши, что я почувствовала спокойствие, какого не испытывала уже несколько недель. Самочувствие мое значительно улучшилось, и мы с матушкой и графом много гуляли. Мне запретили ездить верхом, и это огорчило меня, зато долгожданная лодочка с парусом всегда была к моим услугам.

Стоя перед портретом первой Эммы, я старалась почерпнуть у нее душевных сил и оставить суетные мысли. Пусть недолго, но в моей жизни была взаимная любовь, а такое счастье выпадает не каждой женщине.

В мае к нам приехали погостить тетушка с графом Лонгбриджем, а за ними вернувшиеся из путешествия Питер и Розмари, как раз ко второй годовщине моей свадьбы. По этому случаю был устроен небольшой бал, я много танцевала, стараясь не вспоминать о несравненном партнере, украшающим сейчас зал где-нибудь на виа дель Корсо.

Розмари сообщила мне новость – ее сестрица решила принять предложение барона Морланда, а теперь и графа Метлофа, и свадьбу назначили на первое октября – время, когда в столицу съедется вся знакомая знать. Я была рада, что не смогу присутствовать на этой свадьбе, ибо шафером на ней должен стать герцог Россетер. Даже странно, как Аннабелла согласилась на это. Очевидно, она хотела показать, как мало значит для нее какой-то герцог, рассеять слухи о том, что была отвергнута им, и сделать вид, будто сама покинула герцога ради барона.