Заговор мерлина - Диана Уинн Джонс

Он только беспокойно шевельнулся и ничего не ответил. Поскольку я не мог придумать, как можно привести сюда доктора, я просто тихонько вышел и закрыл за собой дверь.

Проходя по коридору, я задел ногой телефон. Я поднял его испачканной в масле рукой. Телефон слабо звякнул. Это был игрушечный телефон, красно-синий, пластмассовый, и в «стене не было видно никакой розетки, а желтая пластмассовая трубка лежала отдельно, ничем не присоединенная к аппарату. Я тупо уставился на все это.

— Беспроводной телефон? — спросил я себя. — Круто замаскированный мобильник?

! Но я знал, что это не то и не другое. Это просто игрушка.

— Вот тебе и магия, — сказал я и пошел на кухню, чтобы найти какую-нибудь корзинку. — Тут все держится на магии. А за ней, я так понимаю, нужен глаз да глаз.

Я нашел корзинку и вышел на улицу, посмотреть, не отложили ли куры еще яиц. Оказалось, что отложили, и довольно много. Яйца были попрятаны по всяким укромным уголкам и щелкам. Я все время находил новые и новые.

— Ой, как хорошо! — сказала воздвигшаяся надо мной Мини, озабоченно помахивая ушами. — А то я так боялась наступить на одно из них! А для чего они?

Я поднял голову, собираясь объяснить слонихе, зачем нужны яйца, но тут мой взгляд упал на стену сада позади Мини. Стена явно сделалась ниже, и ее кирпичи крошились и местами обваливались. И она оказалась куда ближе к дому, чем я думал.

— Мини, — спросил я, — тебе не кажется, что это место становится все меньше?

— Кажется, кажется! — подтвердила Мини. — Сегодня утром до той рощи было всего сто шагов. Я как раз собиралась спросить у тебя, почему это.

— Думаю, это оттого, что Романов болен, — сказал я.

Но Мини меня не слушала. Она устремила оба уха и хобот на небо, куда-то за дом. Я тоже вытянул шею в ту сторону. За домом было не видно, но мне послышалось какое-то жужжание.

— Что это? — спросил я.

Глаза Мини, изумительно серые, умные, невинные глаза, посмотрели на меня.

— Какой-то летательный аппарат, — сказала она. Ее густые серые ресницы нервно затрепетали. — Он… он мне чем-то не нравится.

— Он летит сюда? — спросил я.

— Да, — сказала Мини. — Мне так кажется.

— В таком случае, — сказал я, — поди и загороди вход в дом. Я не думаю, что тех, кто там находится, стоит пускать внутрь. По крайней мере, теперь, когда Романов болеет.

Мы встали у дверей, Мини — привалившись к ним боком, а я — рядом с ней, так, что моя голова едва доходила до самой нижней точки ее серого морщинистого брюха. Через некоторое время над огромной спиной и углом крыши дома показался летательный аппарат. Он как раз переходил с белесого ломтя неба на ярко-голубой. Пересекая линию, разделявшую две разновидности неба, он вроде как мигнул, и это, по-видимому, заставило его снизить скорость. Во всяком случае, на то, чтобы пересечь голубой кусок, у него ушло больше времени, чем я думал, и потом, у следующей линии, он снова мигнул, перейдя в кусок, затянутый клубящимися серебристо-серыми облаками, и принялся упрямо пробираться среди них. Времени на это ушло столько, что я было понадеялся, что он вообще не долетит. Но это, конечно, было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Пять минут спустя аппарат с оглушительным ревом заложил вираж над домом и опустился на вершине холма, у стены сада. Он был похож на вертолет без больших винтов, белый и довольно маленький. Мини с отвращением свернула хобот, почувствовав исходящий от него запах. Куры сломя голову разбежались кто куда. Я покрепче стиснул свою корзинку с яйцами и уставился на крупные цифры и буквы на заостренном хвосте аппарата. Коза подошла поближе и, не переставая жевать, тоже уставилась на него.

— Пари держу, это миссис Романов, — сказал я, когда рев стих. — Я ее очень разозлил сегодня утром.

Дверца распахнулась, и на траву выпрыгнули двое мальчишек в расшитых куртках. Следом за ними, неторопливо и величественно, появился мужчина, который немного постоял, озираясь по сторонам и одергивая свой вышитый костюм, потом нацепил очки в золотой оправе, коротко сказал что-то мальчишкам, и все трое принялись спускаться по поросшему травой склону к дому.

У меня малость душа ушла в пятки. Это был тот самый мастер молитв, которого я принял за Романова в Лоджия-Сити, и двое его пацанов. Должно быть, они явились сюда, чтобы вершить надо мной свой неправый суд. Я прикинул, удастся ли уговорить Мини пнуть их машину достаточно сильно, чтобы они не смогли утащить меня к себе.

— Нет, конечно! — воскликнула Мини. — За кого ты меня принимаешь?

«Значит, остается только швыряться в них яйцами», — подумал я, глядя, как они приближаются. Они выглядели точно так же, как я их помнил. У мастера молитв был все тот же несгибаемый и непогрешимый вид, какой бывает только у самых неприятных учителей в школе, и мальчишки были ничем не лучше. Старший был темноволосый, самодовольный и смотрел паинькой. А младший был тот самый белобрысый крысеныш с остреньким личиком, который исподтишка щипал меня с вывертом.

Все трое посмотрели вверх, на Мини, потом вниз, на козу, потом пожали плечами и уставились прямо на меня. Мастер молитв разлепил свои неодобрительно поджатые губы и произнес:

— Ник Мэллори.

Я кивнул. Наверное, он нашел мое имя в полицейских отчетах.

— Нечистый, известный как Романов, — сказал он, — полагаю, находится в этом доме.

«Сам ты нечистый!» — подумал я. А вслух спросил:

— А вам зачем?

— Как это зачем? Мы прибыли сюда, чтобы его ликвидировать, — сказал мастер молитв, как будто разъяснял нечто само собой разумеющееся кому-то очень тупому. — Будьте так любезны, отойдите от двери и животных ваших уберите.

Я смотрел в его невозмутимое правильное лицо, в суровые серые глаза за золотыми очками и снова не мог понять: ну как же вышло, что я принял его за Романова? А его манера выражаться меня очень насторожила.

— Минуточку, — сказал я. — Не вы ли, случайно, предлагали Романову деньги за то, чтобы ликвидировать меня?

Они так удивились, что я понял, что ошибся. Розовенькое личико крысеныша изумленно вытянулось, но он тут же спохватился и презрительно ухмыльнулся. Мальчишка постарше моргнул и уставился на меня. Мастер молитв сперва был ошарашен, потом исполнился ужаса и жалости.

— Мой мальчик, — сказал он, — если вы могли подумать обо мне такое, если вы могли вообразить себе, будто я способен иметь какие-то деловые отношения с нечистым, это говорит о том, что вы действительно серьезно нуждаетесь в наставлении и исправлении. Я возьму вас с собой в Лоджия-Сити и в скором времени покажу вам, насколько вы заблуждаетесь. А пока что отойдите от двери!

— Но ведь вы наложили на меня какое-то заклятие там, в Лоджии, разве не так? — спросил я. — Наверняка наложили! Это единственное возможное объяснение.