Капитан Пересмешника - Мира Вольная

Пришла в себя на коленях у волка, он улыбался. Странной темной улыбкой, держал меня за плечи, убирал волосы с лица.

— Моя сладкая птичка. Моя громкая птичка. Моя горячая птичка. — Тивор заглянул мне во все еще затуманенные глаза и набросился на губы.

И снова закружилась голова, и снова тело отозвалось дрожью, руки сами собой потянулись к его волосам, собирая, наматывая на кулак густые пряди.

Волк действительно был горячим, почти сжигающим, а под моей рукой в бешеном ритме колотилось сильное сердце. Вот только…

Но мысль тут же смело. Я могла сейчас только чувствовать его губы, язык, его руки на моем теле. Таять и растекаться от этих прикосновений.

Я не поняла, как мы оказались на кровати, не заметила, когда он остался без одежды, для меня все концентрировалось, замкнулось, сузилось до его прикосновений. Большие ладони, с чуть шершавой кожей, мозолистые, но удивительно осторожные, аккуратные. Тивор прикасался почти невыносимо бережно, смотрел с таким восхищением, что у меня перехватывало дыхание.

Я изгибалась в его руках, ловила, собирала его поцелуи. Волчьи, голодные поцелуи, я видела зверя в темных глазах.

Волк прикусил мне мочку уха, вызвав дрожь, спустился к шее, и следующий вдох застрял в горле. Тивор коснулся бархатным влажным языком соска, и мне не удалось сдержать стон.

Он не позволял мне целовать себя, не давал попробовать на вкус, не разрешал прикоснуться губами к коже. А мне так хотелось, нестерпимо, но он окутал, опутал меня своим большим, тяжелым телом, нависал сверху, не давал пошевелиться.

Я вцепилась руками в простыню, бездумно заерзала, потерлась о его пах и шире раздвинула ноги. Под моими ладонями стальными канатами ощущались мышцы его широкой спины, шершавое дыхание оборотня ласкало слух, и все внутри меня снова натягивалось, сворачивалось, сжималось.

Я опустила руки к его члену, мне просто нестерпимо хотелось его потрогать, погладить. Влажный и скользкий, такой…

— Калисто, — зарычал мужчина, хватая мои руки и заводя над головой, — нетерпеливая девчонка!

— Я хочу тебя. Не могу больше, — я снова нетерпеливо заерзала, стараясь освободиться, стараясь прижаться к нему сильнее, плотнее. Обхватила ногами его бедра, прогнулась в спине, приподнялась и вцепилась зубами в плечо. Солоноватая, от выступившей испарины, кожа поддалась так легко. И первые несколько капель густой сладкой крови, крови с запахом леса, вспыхнули на языке.

— Кали! — он тут же вошел в меня. Одним слитным движением. Мощным.

Грубым. И я вскрикнула, выпуская из захвата желанную плоть, все еще смакуя запах, перекатывая на языке вкус.

Да! Мне нужно больше. Нужно.

— Не… нежничай, — прохрипела, откидываясь на подушки. Я ощущала его член внутри и сходила с ума. Металась, билась. Волк освободил из захвата мои запястья, и я вцепилась когтями в спину, оставляя кровавые борозды, цепляясь за него, как за спасательный плот во время шторма.

Оборотень сел, усаживая меня сверху, и склонился к моей груди, обвел языком соски, сжал губами и зубами, вернулся к и без того истерзанным губам, снова к груди, продолжая яростно в меня вколачиваться.

Четыре моих вдоха и я чувствую его зубы на своей шее. Четыре моих вдоха и я снова разлетаюсь на осколки, кричу и хриплю, выгибаюсь дикой кошкой, рвется натянутая тетива удовольствия.

Четыре вдоха и его гортанный, грудной рев вторит моему почти испуганному крику. Дико. До помешательства. До искусанных в кровь губ.

— Можешь что угодно говорить о невосприимчивости Вольных к меткам, к связи, — прохрипел Тивор через пару вдохов, лаская мой висок губами. — Но запомни, Кали, ты теперь от меня не избавишься.

— Мне воспринимать это как угрозу?

— Как обещание, — это только кажется, или я вляпалась во что-то серьезное?

Тивор Железный Волк, Сын Каменной стаи, Черный Страж Великого князя Малейского

По настороженному взгляду Кали, и в миг напрягшемуся телу в моих руках, я понял, что птичке не понравилось то, что она услышала. Но свои слова забирать назад не собирался, тем более не собирался ее переубеждать: пусть привыкает. Пусть знает. Волки создают пару на всю жизнь, и я свою, наконец-то, нашел.

— Как скажешь оборотень, — через несколько вдохов тишины ответила она и тут же расслабилась. — Как скажешь. — Не поверила? Скорее всего, но упрямства мне тоже не занимать.

Я осторожно поглаживал спину задремавшей на моем плече Калисто и размышлял о том, что мне сказал василиск. Идея, конечно же, звучала бы бредово, если бы не вписывалась так идеально во всю ситуацию. Оставался только вопрос, зачем Августу понадобилось все это время водить меня за нос, и замешаны ли в этом Дарина и Мэт? Схватить бы лиса за горло и вытрясти все. Но пока нельзя. Нельзя. Надо дождаться прибытия к Тиграм. Очень надо.

Почти также необходимо, как вернуть доверие птички, что сейчас сладко посапывала мне в шею.

Я сильнее обнял ее, уткнулся носом в макушку и с удовольствием вдохнул. Она. В моих руках. Со мной. Наконец-то со мной.

Когда я зашел сегодня в капитанскую каюту, когда увидел ее спящую… Сдержать инстинкты не получилось. Как я мог устоять? Какой бы волк смог удержаться? Такая беззащитная, соблазнительная, теплая. Бесовка!

Хаос. Никогда бы не подумал, что именно он поможет мне, что именно он станет решением. Хаос. Странная, непонятная сила. Очень похож на тьму Кристофа. Но если тьма, в первую очередь пробуждает лишь темные стороны, хаос перемешивает, достает и взбалтывает инстинкты, уничтожает способность рассуждать и мыслить здраво. Он дикий и безудержный, такой, какой была сегодня Кали, ее движения, ее крики, ее взгляды.

И нет, мне не было стыдно. Мне нечего было стыдиться, я не принуждал ее, не заставлял, просто подтолкнул, просто показал, что может быть иначе.

Слушая, наблюдая, оценивая капитана и ее команду, я совершенно ясно понял, что ко всем своим пиратам птичка относится, как к подчиненным, друзьям. Она не осознает того, что они мужчины, просто не видит в них силу, не замечает. Так же она собиралась не замечать и меня, игнорировать свое влечение, отталкивать и отгораживаться, прятаться за своим недоверием. Это ее недоверие… Моя самая страшная ошибка, верх моего кретинизма.

Но сегодня капитан полностью положилась на меня. И пусть пока это только постель, пусть она пока не понимает, но я из кожи вон вылезу, чтобы исправить то, что натворил.

Я осторожно коснулся губами виска, поцеловал пальцы и снова глубоко вдохнул.

Подумать только, а я ведь не так давно имел наглость и глупость осуждать Кристофа. Боги, что же он чувствовал, как же его рвало на части?

Теперь я действительно понимал, почему князь так отчаянно носился по городам Мирота, почему не спал суманами.