Фокусник - Жан-Марк Сувира

Кальдрон возвращается из Института судебной медицины около семи вечера и сразу же отправляется к Мистралю. Тот, видя смятение на лице своего подчиненного, открывает две бутылки свежего пива. Кальдрон с удовольствием делает несколько глотков и приступает к отчету.

— Я так понял, что у вас серьезный разговор с Дюмоном, и решил подождать окончания.

— Правильно сделали. Ну так что?

— Ничего хорошего. Я понимаю, почему никто добровольно не соглашается присутствовать на вскрытии детских трупов.

— Да, я знаю, это не для слабонервных.

Кальдрон вынимает из кармана блокнот, в котором он делал записи на месте происшествия. И начинает спокойно листать страницы.

— Мальчика сначала оглушили, потом убили посредством удушения, после чего изнасиловали. На лице гематома, словно его ударили прежде, чем оглушить. Теперь уже нет никаких сомнений, все это указывает на Фокусника, хотя в данном случае применена и несколько иная тактика. Однако убивает он тем же способом, что и тринадцать лет назад.

— Удалось определить ДНК?

— Нет. Вероятно, этот тип действовал в латексных перчатках и использовал презерватив. В точности как во время первой серии убийств.

— В общем, экспертиза не очень-то сильно нам помогла, — замечает Мистраль.

— Похоже, что так, — соглашается Кальдрон. — «Мальчика оглушили инструментом с твердой рукоятью — чем-то вроде деревянной палки», — зачитывает Кальдрон из своего блокнота.

— Однако тактика изменилась. Раньше он использовал открытые подсобные помещения домов, а теперь как будто стал мобильнее. Что вы об этом думаете?

— Пока что ничего, но надо как следует поразмыслить на эту тему. Взять, к примеру, покушение на бульваре Мюра, в шестнадцатом округе. Тогда он впервые напомнил о себе после тринадцатилетнего молчания. Там место преступления практически такое же, как в прежних эпизодах. Но в тот раз попытка провалилась. А на улице Ватт он к своей жертве явно подъехал на машине. Стало быть, он поменял место преступления, но тактика осталась прежней. Нужно будет учесть в наших рассуждениях этот новый фактор.

— Во время первой серии убийств мы исходили из того, что он передвигается пешком, так как у него нет машины или водительских прав, в общем, что он еще не достиг совершеннолетия. И это подтверждалось заявлениями тех двух жертв, которым удалось уцелеть. А вот мальчик из шестнадцатого округа говорит, что он не слишком молод.

— Да, хотя… Знаете, десятилетний мальчик думает, что тридцать лет — это уже старость. Вы забрали одежду?

— Да, ее опечатали и отправили в лабораторию на экспертизу. Я попросил сделать все в срочном порядке.

— Вы правильно поступили. — Мистраль смотрит на часы. — Без десяти восемь. Я домой. Жена на два дня уехала. За детьми присматривает няня. В любом случае, если будет что-то важное, в оперативном отделе знают, как со мной связаться. — Мистраль указывает на мобильник, висящий у него на поясе. — Я его не выключаю двадцать четыре часа в сутки, — поясняет он улыбаясь.

Они прощаются. Мистраль, уже направившись по коридору, внезапно оборачивается к Кальдрону, собирающемуся войти в свой кабинет.

— Кстати, забыл вас предупредить: завтра у меня встреча с журналистами. Они приедут по поводу двух последних дел, но прежде всего в связи с убийством мальчика с улицы Ватт. Я приму их всех одновременно. Мы еще обсудим это завтра утром.

По дороге домой Мистраль слушает новости и первые журналистские комментарии касательно убийства на улице Ватт. Фокусник фигурирует в большинстве репортажей. Мальчики при встрече буквально набрасываются на него. Они уже поужинали. Людовик вынимает из кейса книгу, рассказывающую о приключениях пиратов, сводящихся к тому, что две соперничающие банды охотились за сокровищем. Дети занимают свои обычные места, Людовик садится на пол у их постели.

— Ну давай, папа, читай, только подольше.

— Я буду читать вам пятнадцать минут. Когда большая стрелка моих часов окажется на двенадцати, мы попрощаемся с пиратами и вы заснете.

Дети невнятно что-то ворчат, а потом с первого же звука умолкают, заслушавшись захватывающим повествованием.

Фокусник вернулся домой около восьми вечера, проболтавшись по Парижу без цели часа два, но старательно избегая при этом улицы д’Аврон. Он все время был начеку, присматривался к происходящему вокруг и прислушивался к новостям, передаваемым в режиме нон-стоп. Не без участия демонов он составил план действий на ближайшие несколько дней. По дороге домой он купил пиццу и джем. Расправившись с едой, он проверил, все ли в порядке на кухне, не испортились ли окончательно какие-нибудь завалявшиеся продукты. Потом слегка прибавил звук телевизора, чтобы услышать, если вдруг о нем начнут говорить. Но новости ничем не порадовали. Теперь нужно ждать ночного выпуска. «Ну и ладно, подождем», — произносит он вполголоса. Он начинает играть в воображаемый покер и легко выигрывает. Затем настает очередь фокусов — все манипуляции он производит во все убыстряющемся темпе. С картами Лекюийе поразительно ловок.

Наконец это ему надоедает, он аккуратно убирает карты и несколько мгновений сидит задумавшись, уставившись в одну точку, а потом в поле его зрения попадают письма, скопившиеся по причине того, что он не разбирал их вот уже три или четыре дня. Особое его внимание привлекает одно из них: в нем сообщается о скором вызове к инспектору по делам условно-досрочно освобожденных. В связи с этим он вспоминает и о психиатре, намеревающемся как следует покопаться в его жизни. Он смутно понимает, что те небылицы, которые он рассказывал тюремным психиатрам, были должным образом запротоколированы, а потому ему следует как можно ближе придерживаться первоначальной легенды при беседе с доктором в галстуке-бабочке. Но тюрьма уже так далеко! Он закрывает глаза, прячет лицо в ладонях и лихорадочно вспоминает. Тут же заявляются демоны: «Делай, как тебе сказали. Бери бумагу, ручку и пиши. Вот увидишь: все само получится. Но самое главное — делай небольшие шаги навстречу психиатру в галстуке-бабочке. Снова изложи ему всю ту ахинею, что ты выдавал в тюрьме, но только в более логически мотивированном порядке. А потом перечитай свои записи перед визитом к нему — и больше ни о чем не беспокойся».

Арно Лекюийе берет листок бумаги и рвет его на две части, достает из кармана куртки ручку и усаживается за стол в гостиной, перед телевизором. Прежде чем приступить к изложению своего жизненного пути, он минут десять вспоминает то, что рассказывал в тюрьме, а потом старательно, испытывая определенные затруднения, так как не имеет соответствующих навыков, выводит печатными буквами: «У МЕНЯ БЫЛО СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО С МАТЕРЬЮ ЛИЛИАН И ОТЦОМ ЖЕРАРОМ. У МЕНЯ НЕ БЫЛО НИ БРАТЬЕВ, НИ СЕСТЕР, НО Я НЕ ЖАЛЕЛ ОБ ЭТОМ». Лекюийе вполголоса комментирует, зловеще усмехаясь: «Психиатры любят, когда пациенты рассказывают им о детстве. Им кажется, что все происходящее в последующей жизни уходит корнями туда. Ну я им подпорчу статистику». «МОЯ МАТЬ НЕ РАБОТАЛА, ОНА ОТВОДИЛА МЕНЯ В ШКОЛУ И ЗАБИРАЛА ПОСЛЕ УРОКОВ. Я НИКОГДА НЕ ПИТАЛСЯ В СТОЛОВОЙ». «Ну да, как же! Только это я и делал, — комментирует про себя Лекюийе. — И здорово повеселился с остальными дебилами». «ПО СРЕДАМ МЫ БРОДИЛИ ПО ПАРИЖУ. ИНОГДА ОТЕЦ ВОДИЛ МЕНЯ В КИНО, ПОТОМ ПОКУПАЛ МНЕ МОРОЖЕНОЕ». «Ложь». «ПО ВЫХОДНЫМ В ХОРОШУЮ ПОГОДУ МЫ ВЫБИРАЛИСЬ НА ПИКНИК В ЛЕСОПАРК В ОКРЕСТНОСТЯХ ПАРИЖА». «Мне это было противно: повсюду полно муравьев».