Постарайся не дышать - Холли Седдон

Мою маму очень часто недооценивают. Люди смотрят на нее и видят только… да они на самом деле и не смотрят как следует! Она не выделяется. Не отличается ничем особенным. Она просто живет, не требуя многого, и радуется тому, что есть. Но на самом деле моя мама удивительная. Она всего добилась сама и подарила мне жизнь, которой никогда не было у нее. Подарила мне все эти бесчисленные возможности. Я каждый день видела, что она мной гордится, хотя и не всегда понимала, из-за чего и почему. Без нее я ощущаю себя просто ничтожной. Словно я – это не я, а заблудившаяся в космосе пылинка. Я практически не чувствую ни кровать, ни ночнушку, так что можно подумать, будто меня растворили в воздухе.

Я просто хочу к маме.

Оно как будто осязаемое. Это чувство у меня в груди. Похоже на страх, но одновременно и на страстное желание, и на мучительную грусть. И вообще все это словно сон, потому что ощущения неестественно острые. Так не бывает.

Мама, наверно, на работе. И Боб тоже. И они меня не разбудили, потому что сейчас каникулы.

Прошло несколько часов. Я лежу все так же, дожидаясь, пока это чувство растворится окончательно. Так бывает, когда какой-нибудь сон весь день не дает тебе покоя. Единственное средство – снова пойти спать. Мне как-то приснилось, что Бекки наврала Джейку про меня кучу гадостей, и он послал меня прямо при всех, в столовой. И потом я весь день ходила такая злая, что даже смотреть на нее не могла. Не могла взглянуть ей в глаза, хотя это был только сон. И в итоге мы все равно поцапались – из-за этого моего «странного» поведения.

Так вот я лежу и говорю себе, что сейчас у меня такой же отходняк, как и после того сна, и все это просто глупо. Но никак не могу «выплыть» окончательно и из-за этого начинаю задавать себе вопросы. Например: а когда я в последний раз видела маму? О чем мы говорили? Я не знаю. Когда это было, вчера? Позавчера? Я вернулась уже после того, как она пошла спать? Я вчера пила? Я напилась и выкинула какую-нибудь глупость, выставила себя дурой? Она меня стыдится? Не хочет видеть? Боится показать, что гордиться ей теперь особо нечем?

Чем больше думаю, тем страшней становится. Мама называет это «вниз по кроличьей норе». Мы обе туда падаем, особенно по ночам, когда сложно заснуть. Начинаем думать, думать, незаметно додумываемся до самого худшего сценария и тут же принимаемся его бояться. Вот такое вот мне досталось наследство – в нагрузку к маминой улыбке, голосу и длиннющим ногам. Хотела бы я вернуть ей этот «подарочек»…

Как-то неестественно было стучать в собственную дверь. Однако проникновение без предупреждения, несомненно, расценят как серьезный проступок. Джейкоб тяжело переступил костылями чуть вбок и уже занес руку, чтобы постучать в третий раз, но тут из дома слева выглянул сосед.

Сунув ключ в замок, он повернул его вправо. Что-то мешало. Он попробовал влево, но там было совсем глухо. Снова вправо, покачать туда-сюда, снова вправо… Ключ не шел ни в какую. Джейкоб потрясенно отступил назад: она сменила замки! Сменила замки в его собственном доме – в их доме!

Он забарабанил в дверь громче:

– Фиона! Это я! Черт…

Опустившись на крыльцо, он прислонился спиной к своей входной двери. А если она вернется только к вечеру? Он снова набрал ее номер; он уже пытался ей звонить с утра, когда проснулся. Показалось? Или в доме и правда звонит ее мобильник?

Включилась голосовая почта; он сбросил и набрал снова. И снова. На четвертый раз за спиной послышалось какое-то шевеление.

– Ты что делаешь? – прошипела Фиона через щель для почты.

Путаясь в костылях, он начал подниматься и, наступив на больную ногу, поморщился от боли.

– Фиона, – начал он, наклонив голову и упершись лбом в дверь, – нам надо поговорить. Пусти меня.

– Нет, Джейкоб. Ты здесь больше не живешь.

– Фиона. Фиона, – повторял он монотонно, чувствуя, как сжимаются кулаки.

– Уходи, Джейкоб, просто уходи. Не начинай.

– Нет! – Оттолкнувшись от двери, он выпрямился, насколько позволяли костыли. – Это и мой дом тоже!

Фиона распахнула дверь, но встала в проеме, загораживая вход.

– Поздно, Джей. Ты уже весь изоврался. Я даже смотреть на тебя не могу! – Она явно злилась еще больше прежнего. – Иди лучше к своей мамочке!

– Фиона, я ушел, чтобы ты отдохнула. Сделал, как ты сказала, а ты тут замки меняешь! Неужели ты не видишь, что твоя реакция ненормальная?

– Я просто пытаюсь рассуждать логично, Джейкоб. Я думала, мы с тобой что-то строим. Но тебя все это не устраивало, да? Я пыталась, я честно пыталась. Но ведь очевидно, что меняться ты не собираешься. Чуда не произойдет; ты не начнешь внезапно говорить мне правду и не превратишься в прежнего Джейкоба. Нужно смотреть на вещи реально. – Она вытерла глаза рукавом.

– Нет, давай-ка уточним. Ты больше не знаешь, кто я, и я не выкладываю тебе все свои мысли? В этом проблема? – Он сжал челюсти так, что скрипнули зубы. – Или в том, что я позволил себе поехать ночью покататься, поскольку твой храп мешал мне спать, и из этого следует, что я тебе изменяю, разрушая все, что мы создали? Первое или второе?

– Одно другого не исключает, Джейкоб. И первое, и второе, и много чего еще. И спасибо, что вывернул все наизнанку – теперь уже, оказывается, я виновата, что храплю во время беременности. Господи!

– Ты все неправильно интерпретируешь. И видишь во мне только самое худшее. Неужели я такой злостный преступник, не заслуживающий ни малейшего снисхождения?

Фиона не отвечала. Уперев руки в бока, она пристально изучала его лицо.

– Я никогда тебя не оскорблял. – Он повысил голос. – Не изменял. Пальцем тебя не трогал. Да, наверно, иногда со мной непросто, а с тобой разве нет? Давай все-таки попробуем друг друга понять!

– Да как тебя понять, если ты все время врешь? Непонятно даже, что именно нужно понять! Я не знаю, кто ты, Джейкоб. Не знаю, какого хрена творится в твоей голове. Ты обманываешь, изворачиваешься, отводишь свои чертовы глаза. Если ты мне не изменяешь, тогда что же ты делаешь? Представить страшно!

– Значит, ты хочешь абсолютной честности, да, Фиона? – заговорил он с усмешкой, бросив взгляд на соседский дом, где тотчас опустилась поднятая занавеска. – Я, значит, буду абсолютно честен, а ты вывернешь все наизнанку и используешь против меня, да? Дашь мне этой честностью по башке? Есть вещи, которые для этого мне слишком дороги! – отчеканил он. – Ты сама призналась, что не знаешь, кто я. А я-то думал, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо. Мечты, мечты… теперь вот оказывается, что я тебе даже неприятен. Охренеть.

Он оперся руками о стену. Фиона смотрела враждебно. Ее молчание оглушало – уж лучше бы что-нибудь крикнула.

– Фиона, я тебя люблю. Но в данный момент ты у меня теплых чувств не вызываешь. Ты как свернувшаяся кольцом змея. Всегда. С тобой вообще невозможно расслабиться. Я все время хожу вокруг тебя на цыпочках, но так не может продолжаться вечно.