Приступить к ликвидации - Эдуард Хруцкий

— А чего тут думать-то, — сказал вошедший в комнату Никитин, — оформим как добровольную выдачу, без всяких понятых.

— Точно! — обрадовался Игорь. — Ковалев, пиши акт. А вас, Зоя Геннадьевна, я попрошу все, о чем мы говорили, изложить письменно.

— Хорошо. Я сделаю, только как?

— Возьмите бумагу, ручку… Так… Прекрасно… В правом углу пишите: «Начальнику ОББ, подполковнику милиции Данилову И.А.». Написали?.. Прекрасно… Далее — от кого… Так… Теперь посредине листа: «Объяснение»… Отлично… «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С гражданкой Валиевой З.В., проживающей…» Так… Дальше все как было.

Игорь прочитал объяснение Литовской, попросил уточнить некоторые детали. Ковалев закончил акт добровольной выдачи. Надевая полушубок, Муравьев вдруг почувствовал страшную усталость. Он посмотрел на часы. Двадцать два. Ровно двенадцать часов он мотался по городу, рылся в чужих вещах, напряженно выстраивал разговоры с самыми разными людьми. Все это время он ничего не ел и почти не курил. Произошла обычная реакция: нервы взвинчены до предела, потом спад. И сразу усталость тяжелой волной захлестнула его, он почувствовал, как горит обожженное морозом лицо, как гудят ноги, как погоны, словно свинцовые плиты, давят на плечи.

— Надеюсь, излишне предупреждать вас, Зоя Геннадьевна, что о нашем визите и разговоре никто не должен ничего знать? — устало произнес Муравьев стандартную, обязательную фразу.

— Да. Конечно. Я понимаю.

Она посмотрела на него и поразилась, как изменился этот молодой, красивый, энергичный человек: внезапно появились черные круги под глазами и резкие складки у рта, заострился нос. И только сейчас она заметила, что он почти совсем седой.

— Простите, — робко спросила она, — сколько вам лет?

— Это очень важно?

— Нет, просто интересно.

— Ну, если очень, то двадцать шесть. Кстати, больше у вас ничего не осталось?

Литовская открыла ящик шкафа и вынула четыре аптечные облатки.

— «Сульфидин», — прочитал Игорь. — Это тоже она?

— Да, для тети. Я отдала за них очень дорогую для меня вещь. Но это ничего не значит. Берите, берите, пожалуйста.

Игорь снова вспомнил часы, которыми отца наградили за борьбу с басмачами. Подумал о том, кто их носит сейчас. И ему захотелось выругаться. Но он сдержался. Он просто отодвинул облатки и сказал:

— Мы этого не видели.

Первым, кого Муравьев встретил в управлении, был заместитель начальника отдела кадров полковник Кулагин.

— Капитан! — окликнул он Муравьева.

Игорь подошел, козырнул.

— С тебя.

— Что?

— Будто не знаешь?

— Нет, я с утра на операции.

— Ну, тогда иди к Осетрову, там приказ лежит. Ты теперь у Данилова зам, да еще и майор. Тебе лет-то двадцать шесть?

— Так точно.

— Быстро вырос. Так и до комиссара недалеко.

Полковник козырнул и пошел к выходу, рассуждая про себя о нынешней молодежи. Вон ему в такие-то годы майора дали, а радости нет. Он сам в двадцать семь лет, когда первый кубик на петлицы получил, всю ночь не спал, все в командирской гимнастерке у зеркала крутился. Да, странная нынче молодежь. Избаловала ее война.

А Муравьев поднимался по знакомой лестнице к себе в отдел. От усталости он даже не мог радоваться.

Данилов

Он поглядел на Игоря, стоявшего на пороге:

— Ну, что смотришь, как монашка на мужика? Не узнал?

— Вы же в отпуске.

— Отдых, как тебе известно, состояние прекрасное, но временное.

— Отозвали?

— Угу. Садись, докладывай.

Игорь расстегнул планшет, вынул объяснение Литовской. Данилов направил лампу, чтобы свет падал лучше, и начал читать. Читал он медленно, по нескольку раз акцентируя внимание на каких-то фразах и подчеркивая их карандашом.

— Так, — он положил объяснение на стол, — поработали неплохо. Какое у тебя впечатление?

— Пока никакого, — честно сознался Игорь. — Баку, Белоруссия. Золото, деньги, морфий. Полковник-летчик. Пока туман.

— Так, что ли, и докладывать будем — туман?

— Устал я что-то. Хочу передохнуть часок.

— Ладно, майор, иди в свой новый кабинет. Да не забудь документы заменить согласно новому званию и должности. И подумай, кого послать в Баку.

— А чего думать, Сережу.

— А если Никитина?

— Я думаю, лучше Белова. Работать-то придется с женщиной. К ней, наверное, подходец нужен.

— Ладно. Согласен. Иди готовь приказ.

Муравьев вышел, а Данилов вновь раскрыл папку с делом. Жаль, что его не вызвали сразу утром. Он, конечно, доверял ребятам, но свой глаз, он вернее. Так что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович, деньги 570 тысяч, забандероленные в стандартную банковскую упаковку… Дальше… Пластины желтого металла… Вот акт экспертов… Золото. Червонное. Госклеймо. Номер… Так… Далее… Ага… Вот что интересно, в обращении настоящие пластины не бывают… Читайте — нигде не продаются… «…Хранятся в отделении Госбанка и спецхранах…» Понятно… Это уже зацепка… Видно, где-то ограблен банк или напали на инкассаторов… Правда, может, это от немцев осталось… Выясним. Немедленно выясним. Морфий. Он — лекарство, снимающее боль, он же и наркотик… Где же акт медосмотра Кузымы… Вот он… «На руках и левом бедре следы уколов…» Понятно… «Состояние наркотической эйфории…» Наркоман… Знал, что у Судина морфий, и шел к нему… Откуда знал?.. Полковник-летчик… Стоял с ним у дома… Шел с ним по переулку… Его видели с покойным… Ох, не нравится мне этот полковник… Ниточка к нему одна — от Кузьмы… Полковник… Это уже горячее.