Седьмая пещера Кумрана - Грэйм Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. В такой замечательный вечер глупо не рискнуть, я выпью то же, что и вы.
Банальность, но Рубену не пришло в голову ничего умнее. Пока он готовил кофе, Анна сидела в гостиной и читала журнал.
— Я люблю кофе с водкой. Напоминает об Украине. Я говорила, что у нас на широкой дымовой трубе каждый год вьет гнездо аист? Современные трубы слишком узкие для гнезд. Мы верим, что аисты приносят в дом счастье, а иногда и чудных ребятишек. Даже если не приносят, попробовать все равно приятно. Думаю, приятно… с любимым человеком… Я слишком много болтаю.
Анна заметила, как Рубен улыбнулся, представив домашнего аиста, подбрасывающего ребенка в дымоход, и как умиление сменилось мрачностью, когда она упомянула о том, как «приятно попробовать».
Она задумалась, не торопит ли события. Рубена тянуло к ней, но, наверное, стоит с ним полегче, не так вульгарно.
— Аисты напомнили мне о друзьях и моей стране. Я так соскучилась, — поспешно добавила она, спасая разговор. — В войну немцы многих убили, а остальных увели в рабство. Пострадали семьи моих друзей. И моя семья тоже.
— Ужас.
— Да. Многие оказались в концлагерях, был нанесен урон нашей культуре и истории. Наши произведения искусства разворовали и уничтожили. Согласитесь, нельзя лишать народ его культуры, потому что он утрачивает себя — свою историю и личность. Так бывает, когда покидает любимый человек. Мы плачем и переживаем, потому что у нас забрали самое дорогое.
— Наверное.
Рубен не понимал, куда она клонит, и не хотел болезненных воспоминаний о смерти Джейн.
— Из Египта в Европу увезли много всего. Одна из величайших древних ценностей, изваяние прекрасной головы Нефертити, сейчас в Берлинском египетском музее, а это нечестно. Египет хочет вернуть ее на родину.
— Я слышал.
— Еще грабят Израиль и другие страны Ближнего Востока. Вы с Донной говорили, что в XIX веке у маори отнимали сокровища и увозили в европейские и американские музеи. Маори требуют свои достояния обратно, потому что они принадлежат их племенам и истории. — Заметив недоумение Рубена, Анна замолчала и улыбнулась. — Извините, сегодняшний вечер напомнил мне о дорогих людях и вещах, о чувствах, которые мы испытываем, теряя их. Я буду скучать по вас в Чикаго. Очень. Но уезжать еще совсем не скоро, — прошептала она с обольстительной улыбкой.
— Да, я тоже буду скучать. Мне хорошо с вами. Заметьте, я открыто обвиняю вашу чикагскую школу экономистов в некоторых социальных болезнях Новой Зеландии. Наши лидеры конца восьмидесятых — начала девяностых многого достигли, но их идеи — ложное сокровище, которое не следовало сюда привозить. Многие из нас с удовольствием вернули бы его Чикагскому музею.
Анна расхохоталась:
— Вы меня дразните.
Теперь можно пересесть к нему поближе. Она встала с кресла, устроилась подле Рубена, заглянула ему в глаза и кокетливо улыбнулась.
Не зная, как реагировать, Рубен улыбнулся в ответ. Анна подалась вперед, положила руку ему на колено и поцеловала в щеку.
— Мне нравится, когда меня дразнят. Дома дразнили брат и отец. Так они выражали свою любовь. Было забавно.
Не переставая говорить, она провела рукой по ноге Рубена от колена до середины бедра.
Его дыхание слегка участилось, мышцы напряглись, сердце забилось быстрее. Близость Анны усиливала действие двойного кофе. Ее ладонь на бедре разжигала страсть, которой Рубен не испытывал уже много лет.
— Спасибо, — тихо пробормотал он, посмотрел на ее руку и позволил взгляду задержаться на бедре, заманчиво белеющем сквозь разрез юбки.
Анна удовлетворенно отметила его взгляд и поцеловала снова, шепча:
— Тебе спасибо. Спасибо.
Рубен скользнул губами по ее Щеке, Анна в ответ развернулась на диване и поцеловала его в губы. Почти минуту они сидели, не размыкая губ и не открывая глаз.
«Как приятно, когда тебя касается женщина. Давно я не испытывал такого блаженства», — подумал Рубен. Ему хотелось притянуть ее ближе. Но мешали стеснение и инстинкт самозащиты.
Анна убрала руку с его бедра, погладила правую ладонь и нежно сжала руку. Поцелуй прервался, и они вглядывались в нежную теплоту глаз друг друга, держась за руки.
Рубен собирался что-то сказать, но Анна высвободила руку и прижала палец к его губам.
— Ш-ш, — прошептала она, снимая с него очки и кладя их на журнальный столик. Затем просто взяла его руку, положила себе на бедро в начало разреза и прижалась к груди Рубена. Притянула его к себе за шею, стараясь не налегать на сломанные ребра. Второй рукой начала медленно гладить его по внутренней части бедра, вниз и вверх. Рубена охватило желание.
Они снова поцеловались. На сей раз Рубен почувствовал кончик ее языка на своих губах. Он раздвинул их, впуская Анну, и с нарастающей уверенностью сам принялся исследовать ее рот. Анна застонала. Они забыли обо всем, кроме друг друга. Сомнения растворились в жажде.
Спустя несколько минут они разомкнули объятия, покрасневшие и возбужденные.
— У тебя темные сверкающие глаза — как глубокие озера, в которые хочется нырнуть. — Рубен не мог молчать, хоть слова и были излишни. — Ох, — добавил он, подумав. — Какая-то жутко затертая фраза из бульварного романа.
Они рассмеялись:
— Мне понравилось. Твои глаза тоже сверкают — только как голубые сапфиры.
— Теперь ты меня дразнишь.
— Нет. У тебя сейчас голубые сверкающие глаза. Они так возбуждают… Я хотела бы остаться с тобой на ночь… Если ты не против.
Простодушная дерзкая просьба захватила Рубена врасплох. Он сглотнул, адамово яблоко прыгнуло вверх-вниз, выдавая его страсть. Он опустил голову, избегая взгляда ее широко распахнутых глаз, и заметил, что его рука пробралась в разрез ее юбки.
Рубен словно наблюдал за собой молодым, голос Джейн в голове называл его «озорным парнем», который распустил руки в первые дни их встреч. Все происходило слишком быстро, но казалось таким естественным.
— Не против, — выпалил он, все еще глядя на свою руку. Затем посмотрел Анне в глаза, она тепло и чувственно улыбнулась.
Поднявшись с дивана, Рубен помог ей встать, обнял и снова поцеловал. От неловкости и застенчивости не осталось и следа. Он погладил Анну по спине и привлек ближе, чтобы почувствовать изгибы тела и его ароматный жар. Анна обвила его талию.
Рубена будто окатило ливнем после четырехлетней засухи. На волю прорвалось подавленное желание тепла и прикосновений, в котором он боялся признаться самому себе.
— Я слишком маленькая. Я шею сверну, если мы будем целоваться стоя, да и тебе неудобно изгибаться, — весело прошептала она.
— Тогда пойдем в спальню, чтобы тебе не задирать голову.
Анна засмеялась, и Рубен снова поцеловал ее.