Хранитель равновесия. Проклятая невеста - Дана Арнаутова

Рукоять Ласточки снова попросилась в ладонь, но теперь уже показалась горячей, и Халид отметил это краем рассудка, похожего сейчас на пустыню, где над барханами осторожности уже рождалась буря гнева. Случайность?! Да, Раэн намекнул, что сотнику ир-Мансуру Халида отдал его же наниматель, но что, если… Нет-нет, нельзя верить! Во всяком случае, без доказательств. А их не будет, потому что эти два паука, Хранитель и Лис, сплели из чистой правды уже такую сеть лжи, из которой не выберешься. «Но любую сеть можно разрубить одним ударом сабли», – беззвучно шепнул ему тихий голос из глубин собственного разума.

– Говорят, они неплохо ладили для раба и хозяина, – вкрадчиво сказал Лис, опять ловя взгляд Халида. – Хранитель был заботлив и великодушен, и узы, связавшие их, показались его Тени не стальными кандалами, а шелковыми лентами.

«Ешь пирожки, пока теплые… – всплыло в памяти Халида. – За сабли работы Малхата Рыжего не золотом, а алмазами платить нужно… В руки не прошу – так покажи…» Заботливый – это верно. И великодушный. Ни разу не преступивший грань учтивости… Будто и не хозяин, а покровитель и друг. И ты поверил, Зеринге? Нет, конечно. Тебе не нужен сладкий голос Лиса, чтобы знать и помнить непреложную истину: не бывает дружбы между хозяином и рабом.

– И потому, когда Хранитель захотел от своей Тени большей близости, чем позволяют приличия, у юноши не нашлось причин ему отказать. А может быть – смелости… Ведь самый лучший хозяин может оказаться не так уж добр и ласков, если прекословить ему в мелких прихотях. – Лис улыбнулся непроницаемой чинской улыбкой, и Халид только стиснул зубы, промолчав, но превратившись в чутье и слух. – Их часто видели тогда, знаешь ли… Молодой человек и так был хорош собой, а уж наряженный в шелка и драгоценности и вовсе одним своим видом ласкал зрение. Помню, глаза у него были редкостно красивые. Словно синие горные озера, блистающие на солнце. При этом отменный воин и верная Тень – как же не баловать такого?

«Да и цвет глаз очень уж заметный… жалко… чистого янтаря не встречал…» – снова вытолкнула память, будто наконечник стрелы из раны.

– Я не ханжа, поверь мне, воин, – лился жидким медом голос Лиса, – и не стал бы ставить в укор то, что случается между двоими на любовном ложе. Если, конечно, это на радость обоим и по согласию. А этот юноша казался таким счастливым, что даже самому глупому лисенку было видно: он отдал хозяину не только свободу, но и сердце в придачу.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – не выдержал Халид, уже не зная, чего хочет больше: чтобы Раэн пришел прямо сейчас и прекратил то, что грозит завести слишком далеко, или… чтобы не возвращался как можно дольше. – Что мне за дело до подобных непристойностей?

– Никакого, конечно, – одними губами улыбнулся Лис, глядя на него холодным тяжелым взглядом. – Прости, я постараюсь покороче. Однажды этот красивый и храбрый шайпурец – да-да, он был из Шайпура, – попался на глаза Минри. Небесноокой Минри, яшмовому зеркалу вечности, воплощению нежности и страсти. И она попросила его у Хранителя себе в подарок. Разве можно отказать прелестной женщине и могущественной колдунье в маленьком капризе? Когда желание утолено, а красивых юношей и славных воинов так много вокруг – найдется и новая Тень, и новый любовник, верно? Хранитель исполнил просьбу – и его шайпурский сапфир стал возлюбленным госпожи Минри.

– Не самая худшая судьба, – бросил Халид.

Ему вдруг стало жарко и холодно одновременно, во рту пересохло, но мысли никогда не были так пронзительно ясны, как сейчас. Лис смотрел на него черными глазами, похожими на глаза Раэна, а может, наоборот, у чужестранца были глаза чинского оборотня. Все они одной проклятой породы!

– Если бы только любовь Минри не стоила ее возлюбленным так дорого, – прошелестел голос Лиса почти на ухо Халиду, хотя оборотень и с места не сдвинулся, между ними так и было шесть шагов, не меньше. – Она, знаешь ли, пьет чужие жизни, как ты – кофе или вино. Лакомится ими, высасывая жизненную силу, словно паучиха Черная Вдова – соки совокупившегося с ней самца… Таким, как я или Хранитель Раэн, это не страшно, а вот люди… Не прошло двух или трех лун, как от сильного и отважного юноши, цветущего силой молодости и подобного горному барсу, осталось бледное отражение его прежнего. Говорят, они сначала встречались на ложе втроем, и лишь потом Минри забрала его окончательно, однако я не буду врать, поскольку не знаю доподлинно. Люди многое говорят… А вот то, что еще через луну шайпурца похоронили, в этом я могу поклясться.

Он растянул губы в улыбке, в которой не было ничего человеческого, жадной и какой-то отвратительно мечтательной. Но тут же, словно опомнившись, мгновенно скрыл раскрывшееся нутро нелюдя за маской учтивого безразличия, добавив:

– Но тебя, разумеется, ожидает иная судьба, о воин. Хоть ты и весьма хорош собой. Да и жизненных сил в тебе немало…

– Говори, – едва разжав стиснутые до боли зубы, процедил Халид. – Как?

Лис, встрепенувшись, склонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то, и Халид увидел, как ухо чинца, обычное, круглое, на глазах вытягивается вверх, заостряясь краем и покрываясь огненно-рыжей шерстью… Халид моргнул – и тут же все исчезло, а Лис удовлетворенно улыбнулся и весело сказал:

– Ну вот, кажется, мне не придется наказывать своих непослушных молодых родственников. Что ж, из них все равно не получилось бы ничего путного. Вызвать гнев Хранителя, а потом не убраться вовремя с его пути – ах, какая глупость!

Вопроса он будто не заметил, выжидающе глядя на дверь, и томительное тянущее чувство тревоги предупредило Халида о приближении Раэна на несколько драгоценных мгновений раньше, чем это мог бы сделать слух.

– Ты и сам все знаешь, – мягко укорил его Лис, продолжая улыбаться. – Я лишь немного помогу. Да не выдаст тебя твое горячее сердце…

И он, слегка вытянув губы, дунул в сторону Халида, будто гася свечу.

Мир вокруг стал невыносимо холодным, будто сам воздух превратился в жидкий лед и теперь обжигал тело изнутри, а потом, ломаясь при дыхании, еще и резал его. Но боли не было, только чувства пропали. Ни ненависти, ни возмущения, ни страха… Ни одного колебания души, которое мог бы уловить чародей у своей Тени.

Дверь открылась, на пороге появился Раэн. В его руках лежала одетая в пестрые лохмотья девочка лет четырех-пяти, то ли крепко спящая, то ли без сознания. Рубашку Раэна, некогда белую, покрывала копоть, а на правом плече виднелся длинный разрез и брызги крови, но Халид поставил бы золотой против медяка, что это чужая кровь, а клинок, рассекший ткань, не задел кожу – слишком легко двигался чародей, да и девочку придерживал этой же самой рукой, не думая ее поберечь.

Халид молча смотрел, как Раэн подходит к свободному дивану и кладет на него драгоценную ношу, как поворачивается к ним обоим, глядит, сузив глаза, на Лиса, ответившего ему непроницаемым взглядом…

Лис не дал ему оружие, но он прикрыл его, словно щитом, и Халид без тени сомнения знал, как этим даром воспользоваться. Безупречно ясно… С той восхитительной обреченностью, когда понимаешь: проигрыш хуже смерти, но победа стоит риска.