История Наташи Кампуш - Майкл Ляйдиг

Ее отца Людвига озадачивает этот медийный цирк. Он лелеет воспоминания прошлого, дней, проведенных в Венгрии, когда жизнь была много проще. У него есть искренние слова в защиту своей дочери, пока сама она силится понять, кто же она такая и куда направляется. Эти его искренние слова стоят бесконечно больше, нежели слова тех, кто просто хочет низвергнуть ее за то, что она ведет себя не так, как они того хотят. Людвиг рассказал авторам:

Люди постоянно спрашивают, с кем Наташа более близка, со мной или с матерью, но она независима, как и я. Может, она и не хочет, чтобы я делал все то, что я делаю, но я делаю это, и она это принимает. Поначалу, например, ей не доставляло радости мое общение с прессой, но теперь это ее не трогает — она знает, что я не скажу о ней ничего плохого. И я не хочу вмешиваться в ее личную жизнь.

У моей жены в субботу, 23 сентября, был день рождения, и она пригласила Наташу. Мы все спланировали, чтобы порадовать мою жену. Наташа и я договорились, что она скажет моей жене, будто слишком занята и не сможет приехать, а затем внезапно появится, — неожиданный сюрприз. Она пробыла здесь часа три или около того, и она хотела увидеть все. Наташа задавала кучу вопросов, почему мы сделали то-то и то-то, — например, почему заложили кирпичами траву на заднем дворе. Интересовалась, почему небольшая пекарня, находящаяся в доме на момент ее похищения, стала моей комнатой. Честно говоря, я так и не закончил отделочные работы, я ведь не знал, что она заглянет так скоро. Мне пришлось поспешно навести хоть какой-нибудь порядок, чтобы она выглядела как можно лучше, но, похоже, мне не очень-то удалось прикрыть строительный хлам.

Она заметила свою кошку, которую не видела с тех пор, как та была еще котенком. Это был очень трогательный момент. Эта кошка — вздорное животное, которое слушается только мою жену. Больше она ни на кого не обращает внимания и приходит, только если ее зовет она, и никогда не подойдет ко мне. Но когда появилась Наташа, эта кошка тут же прибежала и стала тереться о ее ноги. Еще Наташа обрадовалась, что у нас есть собака, наш китайский мопс, которого тоже зовут Людвиг.

Его жена Георгина пояснила: «Наташа кормила того котенка из бутылочки, она назвала его Синди. Но когда она исчезла, ее бабушка решила, что котенка нужно переименовать в честь Наташи, в надежде, что он станет чем-то вроде доброго талисмана и однажды приведет ее домой. Поэтому мы и назвали кошку Таши».

Людвиг Кох продолжил свой рассказ:

Нас здесь было только человек пять или шесть, но, как мне кажется, для нее это все равно было довольно много. Наташа ушла в угол сада и какое-то время оставалась там одна. Она погрузилась в размышления, и я понял, что она хочет побыть одна. Она собралась осмотреть комнату, в которой жила здесь, но мы сдали ее в аренду, поэтому она туда попасть не смогла. Еще Наташа попросила взглянуть на игрушечный автомобиль, который я ей купил и который до сих пор у меня, хотя я и раздал остальные ее игрушки, потому что хотел, чтобы им радовались другие дети. Я лишь одолжил их. Я сказал Наташе, что знаю, у кого они, и могу забрать их, когда она вернется. Она лишь посмотрела на свою машинку и сказала: «Вполне достаточно того, что осталось».

Я понимаю, почему она была так грустна: на нее нахлынуло слишком много впечатлений. Только представьте, все эти годы лишь с одним человеком в качестве редкой компании — и потом внезапно столько людей вокруг. Она хотела уединения, и мы отнеслись к этому с пониманием. Ей надо было примириться со всем, поэтому-то я ее ни о чем не спрашивал. Конечно же, я желаю знать, что происходило в том подвале, но хочу, чтобы это произошло, когда настанет ее время. Я не смотрел фотографий подвала — я никогда не видел его, никогда там не был и не хочу слышать о нем. Она может рассказать мне, когда будет готова. В свое время я узнаю, а пока мы говорим о других вещах. Она спросила меня о бабушке — она знала, что та умерла. В свое время она навестит ее могилу, но пока она еще не готова. Она любила свою бабушку.

Было так здорово, что она приехала сюда. На протяжении многих лет единственным связующим звеном с дочерью была вещь, которую она вылепила из глины, когда ходила в детский сад, — небольшое украшение, которое я всегда берег; и вдруг она снова оказалась здесь — меня всего переполняли чувства.

Люди только и говорят о том, что она вошла в подвал маленькой девочкой, а вышла уже молодой женщиной, но я не думаю, что это означает, что она полностью изменилась, она слишком сильна для этого. Сейчас мои отношения с ней так же прекрасны и крепки, как были и тогда, что бы ни говорили люди. Да, это правда, что поначалу она не часто виделась со своими родителями, но ей ведь приходилось учиться общаться с окружающими. Это был не ее выбор. Также она слишком рано дала интервью. Ее бросили в это, и все произошло слишком быстро. Она внезапно оказалась во внешнем мире, и ей пришлось оценивать положение, обстановку и окружающих ее. Теперь она сделала выводы и взяла ситуацию под контроль. Это мнение не только мое, но также и ее… Я знаю, что в свое время она собирается завести детей и иметь нормальные любовные отношения. Я не обсуждал с ней, какой работой она хочет заняться, — все, что я могу с уверенностью сказать, что, каковой бы она ни оказалась, это не будет работа в офисе.

Она должна решить, как она хочет прожить свою жизнь. Я знаю, что у нее множество идей. Она собирается открыть этот фонд, она хочет помогать голодающим, поскольку сама часто голодала, и помогать женщинам и детям, перенесшим насилие, так как сама была жертвой. Произошедшее с ней уникально. Она говорила, что никогда не хотела стать знаменитостью, но из-за обстоятельств, над которыми она была не властна, теперь она знаменитость, и она хочет использовать опыт этих восьми лет взаперти — она хочет, чтобы и от них была польза.

Теперь у нее новая квартира, которую ей предоставили городские власти Вены. Я не знаю, чем она там занимается. Она живет одна, но ей есть с кем общаться.

Также она немного ходит по магазинам, покупает косметику и одежду, но большей частью со своими адвокатами, хотя я думаю, что при случае ходит и со своими сестрами. Я хотел бы, чтобы у нее был выбор побольше, с кем ходить по магазинам, но, как бы я ни любил свою дочь, я все-таки не тот человек, с которым этим можно заниматься. Ей следует делать это с ровесниками.

Однако найти друзей своего возраста ей сложно. Ведь у нее огромный провал там, где обычные подростки отводят место для приятелей, партнеров, закадычных товарищей из школы, колледжа, дискотеки или кафе. Вольфганг Приклопиль украл у нее не только детство, он украл у нее и навыки общения, нехватка которых проявляется в высокомерном обращении с окружающими ее людьми — адвокатами, врачами, журналистами.

И еще у нее есть опасения, и вполне оправданные, что люди намереваются сблизиться с ней, чтобы урвать кусок на волне ее популярности. Она боится людей, поддерживающих ее не за то, кто она есть, а за то, кем она была, но не кем она станет. Отсеивание подделок от настоящего не может быть работой ее команды адвокатов. Она должна научиться этому сама — так же, как научилась в своей камере немецкой грамматике. И тот путь, по которому она сейчас идет, — устланный законными контрактами, очерченный телевизионными прожекторами, направляемый медиа-светилами, — отнюдь не тот, что ведет к человеческим взаимоотношениям, в чем Наташа так отчаянно нуждается.