Треба - Сергей Малицкий

— Вперед, — поторопил отряд Кай. — Четыре лиги до перевала.

Четыре лиги до перевала оказались нелегкими. И не потому, что с самого утра, начавшегося гибелью Мекиша, отряд шел без передышки, и не потому, что схватка, которая уложилась в несколько минут, отняла так уж много сил. Усталость накатывала откуда-то извне. Томила плечи, забиралась в грудь, хватала за колени. Тропа была вырублена так, словно над ней трудились тысячи камнетесов долгие годы. Ни одной лишней выбоины не было на дорожном полотне, высокие ступени во всех трех местах, о которых говорил Кай, блестели глянцем отшлифованного камня, даже насечка на гранях имелась, чтобы незадачливый путник не поскользнулся и не слетел в пропасть, которая тянулась по правую руку спутников в двух шагах от противоположного края тропы. Сначала она напоминала усыпанный осколками ров, потом раздалась до четверти лиги, углубилась и продолжала углубляться с каждым шагом вверх к перевалу, пока Арма вовсе перестала различать ее дно, хотя и тянула, тянула в сторону шею. Усталость таилась не в пропасти, а на тропе. В пропасти жила легкость. А уж когда закончилась третья порция ступеней, и скалы на противоположной стороне пропасти вовсе рассеялись, открывая затянутое дымкой пространство до горизонта, новый мир, высоту, воздух, чуть подернутые желтым облака, легкость начала долбить Арме в виски. Разговоры за спиной стихли, только покашливание Эша доносилось издали да чуть слышные ругательства Илалиджи на каком-то незнакомом, чужом языке. А когда нависающая порода исчезла и над головой и отряд оказался не в вырубленном тоннеле, а на узком карнизе, скальном уступе, Кай и крикнул, обернувшись, «глаза», и прошептал чуть слышно только для Армы — «держись». Она кивнула, словно он мог увидеть ее кивок, бросила короткий взгляд вправо, едва удержалась, чтобы не прыгнуть вниз, в эту легкость, ухватилась за веревку, подрагивающую между ней и зеленоглазым, закрыла глаза и вдруг почувствовала облегчение и поняла, что легкость за гранью уступа не в высоте и просторе, а только во взгляде.

— Здесь! — раздался странный голос Непиша.

Арма открыла глаза и разом увидела и начинающийся впереди спуск, и каменную арку над ним, и простор, звенящий простор справа, и Непиша впереди, который уже был не Непишем, а кем-то невыразимо прекрасным, частью простора и легкости, как были частью простора и легкости крылья, взметнувшиеся за его спиной. И точно такие же крылья взметнулись за спиной Армы, не хватало только легкости, но она была рядом, в одном шаге, главное не упустить, потому что потом уже может не получиться, а теперь только шаг — и всё, и она сделала его, и оторвалась от края, и полетела бы, если бы не мерзкий голос зеленоглазого — «куда?», и не его твердая рука, ухватившая летунью за ворот. Он дернул ее так, что Арма, ударившись спиной о стену, упала, путаясь в веревке, закрыла на мгновение глаза, почувствовала стыд и злость на саму себя, и тут же услышала фырканье лука Илалиджи и выстрелы зеленоглазого — один, другой, третий.

Легкость и высота растворились, и только перья, белоснежные огромные перья, рассыпаясь, падали в страшную пропасть. Арма оглянулась. Пустотная троица стояла недвижимо, а ниже на веревках болтались в обрыве — Теша, Шалигай, Тару и Лилай, а Шувай, Эша, Усанува и Течима подтаскивали их обратно. Теша рыдала, повторяя раз за разом — «зачем, зачем, я уже полетела», а Тару ругался, что соседи распрыгались, снесли его с края тропы, ненормальные.

— Ну, все на месте? — поинтересовался Кай, всматриваясь вверх. — Этот рубеж мы почти миновали. Дальше вон той арки я не был. Но теперь нам все равно придется пробежаться. И снимайте веревку, она будет мешать.

На Лилае не было лица. И если Теша словно потеряла память о собственном прыжке. Тару сетовал на соблазн и неосторожность молодых и горячих, а Шалигай что-то лепетал о том, что не он сдернул старика, а старик сдернул его с обрыва, то Лилай скрипел зубами и кусал губы. Арма даже захотела подойти и пожать ему руку, но чувствовала, что воина клана Смерти лучше пока оставить в покое. И тут же подумала, что ведь и точно, как говорил Эша еще на границе Запретной долины, плотность магии вокруг такова, что не только лишила ее дара подслушивать чужие мысли, но и выручавшую всю жизнь татуировку на руках, лодыжках, талии, шее — превратила всего лишь в украшение. Магия того же сиуна захлестнула волной, лишила дыхания и здравого смысла, что она могла найти в пропасти, на дне которой щетинились острые камни?

— Бегом, бегом! — торопил отряд Кай, но уже через сотню шагов остановил всех под каменной аркой.

— Что там? — спросил Эша, щурясь в блеклое небо, куда продолжал смотреть и зеленоглазый.

— Опасность, — ответил Кай. — В последний раз мне пришлось провести под этой аркой двое суток, а потом вернуться. Да и то не потому, что опасность рассеялась, а стала рассеиваться сама долина. Но сейчас вроде бы все обходится. Пока обходится. Теперь идем вниз. Быстрым шагом. Непиш говорил, что спуск с перевала равен подъему, но пропасти нет и дорога чуть шире, хотя и пролегает в ущелье. За ущельем роща, в которой можно укрыться.

— От кого укрыться? — не понял Тару.

— Увидите, — сказал Кай. — Теперь главное — покинуть эти скалы.

— Да что там? — нахмурился Тару, тараща глаза в небо.

— Пока ничего, — ответил Кай и поправил на плече ружье. — Может, и обойдется. Идем.

Над головой сияло пятном жаркое солнце, и хотя мрачное ущелье не давало повода для улыбок, да и тело требовало если не купания, то хотя бы ведра прохладной воды на голову, но настроение у спутников понемногу улучшилось, да и дорога все-таки вела вниз, и Шуваю уже не приходилось жмуриться, о чем он во всеуслышание немедленно и заявил. Одного не мог понять великан, как вообще могло прийти в голову прыгать в пропасть, если ни у кого из его спутников не имелось за спиной не то что крыльев, так хотя бы перепонок, как у летучих белок? Лилай, который начал понемногу приходить в себя только через лигу после перевала, неожиданно ответил великану:

— Если бы я был уверен, что дурман не рассеется до того самого момента, как тело размозжится о камни, это была бы лучшая смерть из возможных.

— Подожди! — не понял Эша. — А как же законы клана Хара? Ведь каждый твой воин-соплеменник должен перед смертью сломать собственный меч! Насколько я знаю, твоему отцу это удалось, несмотря на то что он был убит из-за спины и умер мгновенно?

— Никто не может сказать, как это происходит, — ответил Лилай. — Клан Смерти — клан Хара. Хара, по преданиям, бог ненависти и смерти и одновременно бог безупречности. Воины Хара верят, что он каждому дает еще секунду бытия и после гибели. Секунды более чем достаточно, чтобы сломать меч.

— А если рядом будет гибнуть твой друг? — поинтересовалась Арма. — Что ты выберешь? Сломать меч или выручить его?

— Хара дает каждому воину секунду бытия, — ответил Лилай. — Не уверен, что он добавляет к ней еще и способность думать и выбирать.

— Тихо! — остановился Кай, подняв руку.