Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Два характерных эпизода для тех, кто мало знаком с армейскими буднями.

На юге страны вблизи с китайской границей взрывается крупный склад армейских боеприпасов. Послу Павлову сообщают об этом из монгольского руководства. На его вопрос я подтверждаю сведения и говорю, что сообщу об этом в свою службу. Павлов решает сам сообщить об этом в Москву, так как он был проинформирован на уровне монгольского министра иностранных дел. Московский МИД размечает сообщение Павлова по высшей разметке, и она попадает к Брежневу. Брежнев лично поручает министру маршалу Соколову, что бы тот «съездил и навёл порядок» в другой стране, тем более находящейся по соседству с Китаем. Соколов взбешён. Он прилетает на своём самолёте на другой день в Улан-Батор, прямо из аэропорта приезжает в посольство и без всякого уведомления является в кабинет посла. Я как раз нахожусь у Павлова. Маршал входит и, не здороваясь, говорит: «Почему же Вы, посол, не могли сообщить мне лично о произошедшем, почему сразу Генеральному?». Павлов в своей жизни уже много чего повидал и, не вставая со своего стула, говорит: «Я здесь посол Советского Союза и чётко знаю, что и как должен делать!». Соколов, облачённый в маршальскую форму, поворачивается на каблуках и уходит, хлопая дверью. Позже мы узнали, что он вылетел прямо к месту ЧП (там была армейская авиационная посадочная полоса), снял с должностей двух полковников, трём объявил взыскания и сразу улетел в Москву.

Второй эпизод. Ко мне приходит однажды начальник нашей крупной геологической партии, которая вела работы на западе страны, и слёзно просит помочь, оказав влияние на командующего армией. А суть дела состояла в следующем: геологи на тяжёлых машинах везут большие грузы, а прямая дорога через реку существует только зимой, по льду, весной же и летом — объезд более 300 км. Расходы на обслуживание машин и горючее съедают все сметы. Прямо на месте зимней переправы наш танковый полк имеет в собранном виде прекрасный понтонный мост. Но командир полка категорически не хочет слышать об установке моста для геологов, так как любые работы для гражданских нужд запрещены специальным приказом. Для геологов этот мост — огромная экономия. Звоню командующему армией (это молодой генерал-лейтенант, танкист, я с ним, конечно, знаком, но особых дружеских отношений нет), объясняю ситуацию, подчёркиваю, что прошу не для себя, только для пользы Родины… Генерал-лейтенант просит сутки на размышление, ссылаясь на запрещающие приказы, но говорит об этом в лояльном тоне. На следующий день он сам мне позвонил и сообщил, что отдал соответствующий приказ, но, шутя, добавил, что в случае чего будет ссылаться на указание КГБ. Благодарности геологов не было границ.

Где-то осенью 1983 года я был приглашён на учения авиационных частей Сибирского военного округа. В учениях принимали участие авиационные части армии, находившиеся в Монголии. Учения обещали быть интересными, так как планировалось проведение показательного бомбометания по наземным, специально подготовленным целям. Полигон был расположен километрах в 250 на восток от Улан-Батора, за рекой Керулен, в малонаселённой степной местности. Посередине бесконечной степи (если у неё есть середина) была построена кирпичная башня высотой в три этажа. На самом её верху, на плоской крыше, поместили площадку для наблюдения. Из приглашённых гостей были только мы с послом Павловым. Командовал учениями начальник авиации округа. Он восседал на площадке за столом в окружении своих штабных офицеров. Нам показали цели. С одной стороны, метрах в 500–700 стояла колонна грузовых автомобилей, старых, конечно, видимо, списанных. Далее виднелось несколько небольших строений. Второй полигон был с другой стороны башни, там находился какой-то барак и несколько больших автомашин. Бомбометание по первой группе целей намечалось ровно в 12.30. Оставалось пять-семь минут до объявленного времени, как вдруг все увидели сначала в бинокли, а потом уже и невооружённым глазом, что к назначенной к уничтожению через несколько минут группе целей приближается довольно большой табун лошадей, позади которого мелкой рысцой движутся три всадника. Едут бок о бок, как любят монголы. Среди офицеров произошло лёгкое замешательство, как нам показалось, и, наконец, прозвучал вопрос: «Что это значит?». На площадке перед столом, как из-под земли, появился невысокий коренастый полковник. Он явно запыхался, так как, казалось, просто взлетел на третий этаж башни. Он громко доложил: «Товарищ генерал! Все в радиусе пятнадцати километров предупреждены под расписку». «И куда мы будем эту расписку засовывать?» — отреагировал генерал и тут же взял в руки трубку, как оказалось, от рации и начал связываться с командиром эскадрильи штурмовиков, которые уже были на подлёте. Генерал сам отдал в трубку приказ о перенесении очерёдности бомбардирования объектов. Сработано было так чётко, что могло показаться, что вся сцена была отрепетирована много раз.

Через три-четыре минуты с рёвом пронеслась первая пара самолётов (они шли парами), за ней — вторая, следом — третья. Один за другим самолёты пикировали над цепями второго полигона, бомбы рвались прямо у нас на глазах, строения и машины разлетались в щепки. Вся группа бомбардировщиков на вираже ушла в небо, и тут же появилась вторая такая же группа штурмовиков, и действо на втором полигоне повторилось. Считаные минуты — и рёв стих. Мы с Сергеем Павловичем сочли нужным зааплодировать. Все остальные не сводили глаз с генерала. Наконец, он улыбнулся, и тут наступила разрядка: все заговорили, обсуждая увиденное. Впечатления были потрясающими. Оценки должны были быть высокими, судя по разбитым целям. Однако полковника с его «распиской», очевидно, ждал хороший нагоняй. После «обеда в поле» с командующим мы отправились в обратный путь по степным дорогам. Долго ещё обсуждали увиденное, повторяя: «Могут же, когда захотят!».

За время моего пребывания в Монголии два-три раза возникали вспышки чумы. Хорошо, что очаги были в стороне от крупных населённых пунктов. По международным правилам, в очагах возникновения этой страшной болезни объявляется карантин. В МНР при возникновении чумы работу вели наши врачи. При обнаружении очага болезни по их требованию министерство общественной безопасности с помощью милиции и армии быстро организовывало строгий карантин.

Министр информировал меня, а я сообщал об очаге чумы в Центр. Характерно, что информация докладывалась в Москве в Политбюро.

Чума очень быстро распространяется, стоит только пообщаться с больным. Первоначальное заражение происходит от укуса блохи, которая несёт в себе бактерии чумы. Такие блохи живут в Монголии только на двух видах животных. Это тарбаган и крупная полевая мышь — полёвка Бранта. И если заражение от мыши происходит редко и случайно, то тарбаган — один из самых распространённых видов охотничьего промысла. Мех тарбагана идет целиком на экспорт. Монголы с удовольствием употребляют мясо этого животного в пищу. Поэтому чаще всего очаги чумы возникают среди охотников — заготовителей тарбагана. При строгом карантине очаг заболевания очень быстро можно было локализовать. Все действия, связанные со строгим карантином, держались в секрете.

Монголию посещали наши многочисленные делегации, в первую очередь — по линии экономического сотрудничества. Во времена Горбачёва с визитом в Монголию прибыл министр иностранных дел Шеварднадзе. Он пожелал встретиться со мной, сославшись на рекомендации отдела ЦК КПСС. Мы долго беседовали в кабинете посла (посла на этой встрече не было). Министр проявил интерес ко многим вопросам, в том числе к кадровому в высшем руководстве страны. Затем затронул вопрос 39-й армии. Я из разговора и поставленных вопросов понял, что Шеварднадзе склонен к целесообразности вывода наших войск из МНР. Но я не был в то время в этом уверен, так как не слышал со стороны монголов, как от руководства, так и от министерства общественной безопасности, пожеланий о выводе нашей армии. Всё-таки Китай «нависал» над Монголией по огромному периметру южной границы. Население, находившееся поблизости от мест дислокации армии, «подкармливалось» за счёт найма на работу по обслуживанию быта в частях и других формированиях. Как известно, армия была вскоре выведена. Как у нас и заведено, мы бросили всё, толком не передав ничего Монголии ни на каких условиях. Посёлки, дома и остатки имущества, коммуникации — всё вскоре растащили до нуля.