Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Не хочу углубляться в детали многочисленных встреч и переговоров, которые провели ответственные сотрудники ЦК КПСС с монгольскими руководителями, а те, в свою очередь, сделали попытку переговорить с самим Цеденбалом. По просьбе ПБ МНРП группа советских врачей подготовила квалифицированное заключение о состоянии здоровья Цеденбала. Главным в этом заключении был вывод о наличии тяжёлого заболевания: атеросклероза сосудов мозга и о нетрудоспособности пациента.

По просьбе монголов Евгений Иванович Чазов, в то время начальник 4-го Управления Минздрава Союза, конфиденциально прилетел в Улан-Батор. Мне было поручено организовать пребывание Чазова в Улан-Баторе и, соответственно, конфиденциальную встречу с членами Политбюро МНР. Чазов прибыл в Улан-Батор на спецсамолёте один, без всякого сопровождения. В аэропорту, прямо у трапа самолёта его встречали только заместитель министра общественной безопасности, абсолютно доверенный с нашей стороны человек, Жамсранжав, будущий министр, как вы можете догадаться. Люк самолёта открылся, и Чазов, надо отдать ему должное, очень эффектно сбежал по трапу, заявив, что больше никого не будет, а самолёт будет его ждать на месте. Я был, конечно, в курсе дела, так как весь сценарий пребывания Чазова в Монголии и его встреча с полным составом Политбюро МНР, как я указывал ранее, разрабатывался непосредственно с моим участием.

На ПБ МНРП Чазов наглядно продемонстрировал компьютерные томограммы с изменениями головного мозга Цеденбала и сравнил его с мозгом здорового человека. Это произвело на монгольских товарищей большое впечатление и подтолкнуло их к решительным действиям.

Через несколько дней Батмунх и Моломжанц посетили Цеденбала в больнице в Москве, а затем в особняке на Ленинских горах они посетили семью Цеденбала — Филатову и его сыновей, изложив предложения Политбюро. Их демарш встретил отчаянное сопротивление, и в первую очередь — Филатовой. Мало того, она усилила свою деятельность, чтобы как-то затормозить события и любыми способами удержать Цеденбала на его постах.

Наша роль заключалась в том, чтобы давать руководству Москвы полную объективную информацию о состоянии дел в монгольском руководстве, о состоянии дел в стране в целом и о настроениях в различных слоях монгольской общественности.

В соответствии с общим планом, а иногда и конкретными указаниями, я и мои ближайшие товарищи в Улан-Баторе оказывали нужное влияние. Существенным в нашей работе было также сохранение полной конфиденциальности, я бы сказал, секретности, так как в решение вопроса о замене Цеденбала была посвящена и в Москве, и в Улан-Баторе очень узкая группа людей. Положение осложнилось тем, что под давлением своей семьи Цеденбал начал занимать резко отрицательную позицию в вопросе о своём уходе с постов, чего не было в начале переговоров. Он потребовал срочной поездки в Улан-Батор.

Несомненно, приезд Цеденбала и Филатовой в Монголию осложнил бы проведение намеченных мероприятий. Филатова даже из Москвы делала попытки организовать группу «в защиту Цеденбала».

Монгольские товарищи откровенно дали нам понять, что, конечно, приезд Цеденбала в Монголию был бы очень нежелательным и мог бы грозить непредсказуемым поворотом событий. В Москве также ясно понимали это.

Вновь было проведено широкое обследование Цеденбала и подготовлено новое заключение врачей, в котором в категорической форме подчеркивалась необходимость продолжения лечения Цеденбала в стационарных условиях. Можно сказать, что это было волевое решение, принятое вопреки желанию семьи Цеденбала и его самого. Однако является несомненным и то, что в государственной политике нередко твёрдая линия приводит к безболезненному и даже более спокойному решению той или иной проблемы.

На 23 августа был назначен внеочередной Пленум ЦК МНРП. Ещё до объявления даты пленума у нас произошёл небольшой инцидент. Сергей Павлович Павлов, наш посол, опираясь на своё знание «кухни» в наших верхах, не верил, что решение Москвы и, соответственно, Улан-Батора претворится в жизнь. И вот, прямо накануне решения о созыве пленума, он получил разрешение от заместителя министра иностранных дел в Москве, который не был в курсе планируемых событий, на недельный отпуск с поездкой в Москву.

Так как у нас сложились дружеские отношения с послом и полное взаимопонимание по вопросам нашей политической работы, я, имея информацию о переговорах в Москве по Цеденбалу, пытался отговорить Павлова от поездки, но он настоял на своём. Дело в том, что Сергей Павлович давно уже был в фактическом разводе со своей женой, в Монголии находился один, а в Москве у него была любимая женщина, на которой он позднее женился. Короче, он уехал в Москву «за свой счёт».

В Монгольском руководстве в это время появились такие настроения: не следует ли, освободив Цеденбала от поста Генерального секретаря партии, оставить его на должности Председателя Президиума Верховного Хурала? Влияние Цеденбала было настолько велико, что это постоянно сказывалось на позиции монгольских руководителей и выражалось в их постоянных колебаниях.

Нам стало известно, что высказывания в этом духе сделал и сам возможный преемник Цеденбала — Батмунх. Естественно, я информировал своё руководство. За день до пленума поздно вечером, а по-монгольски ночью, раздался звонок по «ВЧ» Крючкова прямо мне на квартиру. Крючков ещё раз выслушал мою информацию о колебаниях Батмунха и попросил, чтобы прямо на следующее утро посол посетил Батмунха и твёрдо разъяснил ему, что такое раздвоение в решении вопроса о замене Цеденбала вызовет в дальнейшем ненужное напряжение, а возможно и осложнение обстановки.

Понятно, что этого допускать было нельзя. Выслушав Крючкова, я вынужден был сказать, что посла нет в Монголии, что он находится в Москве. «Как в Москве?!» — воскликнул Крючков. Последовала пауза, и он чётко сказал: «Возьмите всё в этом вопросе на себя».

На следующее утро я был принят Батмунхом, и мы обсудили с ним возможные «нежелательные политические последствия любых половинчатых решений» в вопросе замены Цеденбала на его постах. Батмунх с полным пониманием отнёсся к моим аргументам. И на мой вопрос, следует ли мне посетить по этому же вопросу Моломжанца, он заверил меня, что в этом нет необходимости.

Павлов прибыл в Улан-Батор первым же рейсом самолёта на следующий день. Кто и как нашёл его в Москве? Не знаю. Помню с его слов, что его прямо отвезли к самолёту. Он долго вспоминал потом, что его нашли на даче под Москвой, дали 10 минут на сборы и отвезли в аэропорт. Он говорил, что пока не взлетел самолёт в сторону Монголии, он был уверен, что везут его на Лубянку или в Лефортово.

Вслед за пленумом в тот же день состоялась сессия Народного Хурала. Как на пленуме, так и на сессии предложение об освобождении Цеденбала не встретило никаких возражений. Так закончился сложный, а в чём-то и достаточно острый период, связанный со сменой руководства Цеденбала. Скажу только, что Филатова какое-то время продолжала использовать свои связи и хотела повернуть историю вспять, часто делая это в грубой по отношению к новым лидерам Монголии форме. Это хотя и вызывало раздражение, но по сути дела встречало глухую стену в Улан-Баторе.