Душа-потемки - Татьяна Степанова

– Такой нет.

– Сотрудница собеса… Так, что тут у нас… приносила пенсию, покупала продукты, иногда помогала по хозяйству… Здесь и еще одна допрошена дважды – Капитолина Грушко… ой, да ей тогда уже семьдесят восемь было… Это кто такая? Приходящая домработница балерины… Что говорит старушка? «В марте этого года седьмого числа я была госпитализирована в Четвертую Градскую больницу с острым приступом желчнокаменной…» Так, понятно, на момент убийства балерины она в больнице лежала… И кто еще у нас в списке… Ага, это уже интересно…

– Кто? – спросил Гущин.

– Владелец универмага Шеин Борис… Допрос от 17 марта, допрос от 20 марта и допрос от 22 марта… Молодой был тогда, не больше тридцати лет, а бабке под восемьдесят… И что говорит?.. «Августу Францевну знаю около года, познакомились у общих знакомых на дне рождения…»

– Он тоже во всех трех списках, – сказал Гущин. – Но в принципе все это пока только анализ. Практически это нам ничего не дает.

Иннокентий Краузе вошел в кабинет Гущина с выражением человека, которого слишком долго заставили ждать. Катя вспомнила, что говорил о нем оперативник: Краузе устроил на проходной бучу, едва лишь увидел, что и мать его приехала на Петровку, 38. Но сейчас в облике этого высокого, худощавого, хорошо одетого мужчины ничто не указывало на то, что этот лощеный тип с телефоном iphon в руке может запросто устроить в официальном учреждении семейный скандал.

– Садитесь, Иннокентий Григорьевич, прошу, – Елистратов вежливо указал на стул. – Простите, что побеспокоили. Но в связи с трагическими событиями в универмаге, принадлежащем вашему шефу Шеину, мы допрашиваем всех без исключения. И с Шеиным на днях мы тут беседовали. Правда, это было еще до второго убийства. А сейчас ситуация в корне изменилась.

– А я не понимаю, в чем суть изменений? Одно, два убийства… в конце концов, речь идет о человеческой жизни… Или у вас какой-то особый счет, все дело в количестве?

Голос Краузе звучал вежливо, но… И опять все дело в интонации! «Адвокат, – подумала Катя, – деляга, будет тут словами жонглировать».

– Дело не в количестве, уважаемый коллега, дело в обстоятельствах, в неких поразительных совпадениях, – Гущин со своего места вмешался – вполне, впрочем, миролюбиво. – Мы вот сейчас с вашей матушкой одно старое дело вспоминали – об убийствах в этом же самом универмаге. Какой-то он у вас прямо заколдованный!

– Это не мой универмаг. Я туда заезжаю от силы раз в месяц, а то в два, когда надо документы для налоговой проверить, – Краузе откинулся на спинку стула. – А моя мать… Она сюда к вам в прежние годы приезжала запросто, сколько у нее знакомых тут было среди самого высшего руководства – все старались дружить с директором Замоскворецкого универмага, сколько барахла она вашим доставала… особенно ОБХСС… Да и не только вашим. А дипломаты? Артисты? А партийных сколько… Я пацан был, а не забыл – телефон у нас дома порой просто разрывался: «Маму позови… маму позови…» Все это давно ушло, а она все это помнит, ну я тоже… Поэтому не очень люблю это место, честно говоря, – универмаг. Это все из той, прошлой жизни. Сейчас у нас совсем другая жизнь.

– Это хорошо, когда перемены к лучшему, – сказал Гущин.

– Что можете сказать нам о происшествиях в универмаге? – Елистратов решил «закруглить» разговорчивого юриста.

– Ничего. Только то, что я слышал от персонала. Убили покупательницу, а потом уборщицу.

– Уборщицу Гюльнар Садыкову вы знали?

– Знал? Я? Уборщицу? – Краузе усмехнулся. – Я ее видел там. Ползала по этажам со своими тряпками.

«И она тебя видела… то есть твою машину в ту ночь, – подумала Катя. – А теперь вот она мертва».

– А покупательницу Ксению Зайцеву?

– Нет, никогда такой фамилии не слышал.

– Вот ее фото, – Елистратов протянул ему снимки.

– Нет. Я ее не знаю, никогда не встречались.

– Вы сами водите машину? Или у вас шофер?

– Я сам вожу отлично. И никогда не нарушаю правила.

– Какой марки ваша машина?

– «БМВ». Последняя модель.

Елистратов, низко склонившись над столом, что-то записал. «Вот сейчас спросит: «А как ваш «БМВ» оказался в ночь убийства Зайцевой рядом с универмагом? Машину видела ныне покойная уборщица», – подумала Катя. Затаила дыхание… ну… ну же, давай, пусть опять вся соль будет скрыта в интонации – твоей, полковник, и его…

– У вашего шефа Шеина хорошо идут дела?

Вопрос прозвучал из другой оперы.

– Да не жалуется. Отчетные финансовые документы всегда в порядке, с арбитражем стараемся не связываться.

– По нашим данным, он чрезвычайно дорожит зданием универмага. Мы тут справки навели, за короткое время он скупил все помещения хоздвора, принадлежавшие различным собственникам, причем арендаторам, чей срок аренды еще не закончился, выплатил двойную компенсацию с тем, чтобы они убрались оттуда… Последнее приобретение его – продуктовый магазин, непосредственно примыкающий к зданию.

– Там каждый метр земли на вес золота. Самый центр Москвы.

– Да, он нам тоже так объясняет свой интерес к этому обветшавшему строению.

– Универмаг – памятник архитектуры.

– Вы юрист. Скажите, в чем настоящая причина?

– Я вам уже сказал. Да мне тоже кажется, что Шеин неровно дышит к этому месту. И дело не только в дорогой земле. Может, это связано с воспоминаниями юности?

– Насколько я понял, ваша семья… ваша мать знакома с Шеиным давно?

– Они вместе работали еще в советской торговле, – Краузе усмехнулся. – Я пацан был, не мне судить, но, кажется, наш Борис Маврикьевич в годы своей юности активно искал покровителей… покровительниц… Тогда система торговли была чем-то вроде закрытой масонской ложи. Связи и рекомендации… смешно, но знаете, это до сих пор работает – еще те московские связи, те рекомендации, те семьи… Правда, стало что-то слишком много питерских товарищей, и они как-то это не секут, толкаются локтями, а зря… Москва всегда останется Москвой.

– Шеин в молодости был знаком с пожилой женщиной, бывшей балериной – некой Августой Маньковской. Ваша семья ее не знала?

– Нет.

– Она жила в доме… серый дом возле универмага.

– А, «генеральский»… Старуха-балерина… Что-то я припоминаю… Шубы у нее были норковые до пят и палка… Знаете, такая вычурная, с рукояткой, инкрустированной янтарем… Видел ее пацаном, ребята во дворе болтали, что она любовница была какого-то маршала…

– А где вы жили в то время?

– На Пятницкой улице, пять остановок на троллейбусе. Я к матери на работу приезжал и пацанов знал окрестных. Там площадка, футбол – во дворах, – Краузе усмехнулся и потер подбородок. – Как начинаешь вспоминать… как жили… А куда денешься – детство… Детство – это наше все.