Великое Нечто - Дмитрий Емец

Объект номер 3: Батыев Чингиз Тамерланович. Объект перемещается вместе с объектом номер 5. Место постоянного жительства и социальный статус не установлены. Биологический возраст — 72,8. Рост: 1653,03 мм. Разрез глаз — монголоидный, характеристика роговицы — аналогична гуманоидной. Укоренение незначительное.

Молекулярное строение выявлено с точностью до 100 атомов водорода.

Время обнаружения — 0,1 дневного цикла.

Вероятность биологического минирования — 0,7 процента.

Объект номер 4: Дубровин Семен Маркович. Проживает: Москва, м. «Таганская», ул. Верхняя Радищевская, д. 4, кв. 45. В настоящее время объект перемещается в секторе объектов 3 и 5. Биологический возраст — 44,5. Рост: 1797,52 мм. Характеристика роговицы, молекулярное строение — аналогично с гуманоидным.

Время обнаружения — 1,9 дневного цикла.

Уровень сигналов и укорененность высокие.

Вероятность, что объект является потенциальной жертвой, — 0,6 процента.

Вероятность минирования — 0,4 процента.

В случае удачной охоты и переработки из объекта возможно получение шара с высокими интуитивными способностями.

Объект номер 5: Лида. Объект перемещается вместе с объектом номер 3, в ближнем секторе с объектом номер 4. Биологический возраст — 23. Рост: 1715,32 мм. Роговица аналогична гуманоидной, молекулярное строение выявлено с точностью до 100 атомов водорода.

Время обнаружения — 0,1 дневного цикла.

Вероятность биологического минирования — 0,95 процента.

Есть вероятность, что путешествующие вместе объекты номер 3 и 5 являются фантомами с расширенным участком взрыва.

Итак, двое из пяти. Пожиратель закончил систематизацию добычи и проанализировал полученные данные. Нужно было определить тактику и последовательность охоты, чтобы свести к минимуму риск. Сложнее дело обстояло с объектами 3 и 5. С одной стороны, они-то как раз и были для анализатора менее подозрительными, но уже эта их «малая подозрительность» вызывала сомнения.

Жертвам свойственно держаться вместе — это вполне соответствует инстинкту, но в то же время эти два фантома были хуже других укоренены. А такое невнимание к собственной безопасности выглядело слишком провоцирующим.

«Даже если допустить, что один из этих объектов добыча, а другой фантом, то наверняка жертва настроила фантом так, чтобы он взорвался в момент, когда я ее убью», — размышлял майстрюк.

В его наследственной памяти хранился случай, когда один из мрыгов превратился в мощную бомбу и вместе с собой уничтожил и несколько атакующих шаров.

У майстрюка было не так много шаров, чтобы потерять еще один или два при сомнительном результате. И поэтому первым пожиратель решил проверить объект номер 1, находившийся к нему ближе всех. Анастасия Ковшова, манекенщица.

Пока гримерша накладывала тени и фиксировала лаком волосы — нужно было сделать так, чтобы одна прядь, завиваясь кольцом, падала на лоб, — Настенька недовольно разглядывала себя в зеркало. Прическа, которую подобрали для серии снимков, ей ужасно не нравилась. У нее были длинные светло-русые волосы, очень пышные, которые теперь пришлось укоротить и перекрасить в темный цвет.

«Па-адумаешь! Или стригись, или убирайся! Съемочного женского мяса и без тебя навалом», — сказал режиссер Эдик, поглаживая себя длинными худыми пальцами по шее.

Если Эдик был нервный артистичный гей, знающий женскую натуру как свою собственную, великолепно чувствующий постановочную статику, то фотограф Паша, единственный фотограф, способный выносить его характер, был просто пофигист. По его толстому, мягкому лицу в любое время суток растекалась такая лень, что Настенька невольно вспоминала песню: «Ой ладо, ой ладо, не тяни меня за ногу из-под тепленькой перины! Ой ладо, ой ладо, из-под тепленькой перины!»

Настенька натянула джинсы, которые для нее подобрал костюмер, и потащилась в съемочную, с трудом переставляя ноги и размышляя, как можно носить такую дрянь, в которой даже сесть нельзя.

День как-то не заладился. Настеньке казалось, что сегодня с утра во всех проявляются худшие качества. Эдик бегал по студии и истерично орал на моделей, а Паша, напротив, был медлителен, как черепаха.

— Ты идиот? Да? Скажи: да? У нас студия только до двенадцати! — вопил Эдик, когда выяснилось, что Паша еще не приготовил сменные объективы.

Настенька со своими накладными длинными ногтями готова уже была забраться по стене до самого потолка, когда наконец началась съемка. Эдик вопил, что она неуклюжее мясо, прыгал на месте и показывал, как именно Настенька должна встать и какую позу принять. При этом Эдик заявил, что она не знает, как понравиться настоящему мужчине, и что, будь он сам женщиной, он произвел бы в рекламном деле фурор.

В конце концов Эдик в своих творческих поисках расфантазировался до того, что заставил Настеньку надеть фартук, сесть в блюдо с кремом и сделать вид, будто она ужасно огорчена, что испачкала такие прекрасные джинсы.

— Значит, так, ты работаешь в ресторане, а парень-посетитель — эй ты, блондин, да, ты, иди сюда! — помогает тебе счистить крем салфеткой. Называется «Первое знакомство»… Начали! Ты какой объектив взял, уродище?

Настенька замерла в требуемой позе, ощущая себя дурой в квадрате, а когда серия снимков была уже завершена, обнаружилось, что этот идиот «посетитель», вытирая с джинсов крем, замазал на кармане наклейку с названием фирмы, из-за которой и был весь сыр-бор, и под вопли Эдика и черепашьи вздохи Паши все пришлось переделывать.

Наконец около полудня их выперли из студии, куда тотчас набилась новая группа. Паша, сказав, что идет проявлять снимки, утащился играть на компьютере, а Эдик, певуче пробормотав: «Только па-ап-робуй утром атайти от телефона!» — куда-то умчался. Чуть позже, проходя мимо буфета, Настенька услышала его громкий смех, кажется, у малыша была с кем-то забита стрелка.

С омерзением стащив в гримерке выпачканные джинсы, Настенька швырнула их в угол. Выйдя на улицу, она оказалась рядом с Политехническим музеем и памятником героям Плевны. Переходя улицу по подземному переходу, девушка испытала непонятную тревогу. Ей вдруг захотелось сорваться с места и убежать. Подземный переход показался ей душным, тесным, давящим, вспыхнуло желание покинуть его во что бы то ни стало.

— Девушка! Куда? Подожди! — окликнул ее чей-то властный голос.

Настенька промчалась мимо и, уже выбегая из перехода, оглянулась. На нижней ступеньке сидела старуха-нищенка и смотрела ей вслед. Лицо у нищенки было закутано тряпкой. Старуха что-то кричала, но голос ее был уже неразличим, как на стертой магнитофонной ленте.

Настенька выскочила наружу. Перевела дыхание. То, что она вдруг испугалась старухи, показалось ей смешным и нелепым. Девушка расхохоталась. В гостиницу возвращаться не хотелось, и она решила пройтись по бульвару.

Настенька Ковшова, девятнадцати лет, как значилось в се гражданском паспорте, никогда не была особенно умна, зато обладала великолепной интуицией, и ей она доверялась больше, чем уму или здравому смыслу.