Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

он, куда и зачем едет?» А казачок притворился немым, ничего не говорит, а только мычит; потом снял с луки уздечку, показал ее хивинцам, ткнул пальцем в гриву и сделал знак руками – лошадь-де пропащую разыскиваю. Этого мало. Слез казак с лошади, провел у нее ладонью по лбу – лошадь-де лысая, хочет сказать; нагнулся, провел рукой по колену – лошадь, значит, белоножка. Хивинцы поглядели-поглядели на немого, улыбнулись и покачали головами: не видали, мол, твоего коня!

Потом поехали, оболтусы, своей дорогой. Казачок и рад, двинулся дальше на родимую сторонушку. Если ему случалось встречаться с киргизами, от них уходил вскачь: лошадь-то под ним уж больно была резвая.

Другой казак, Трофим Новинский, иным манером спасся. Это был мужчина пожилых лет, бороду имел чуть не до пояса, окладистую, седую. Он обрядился татарским муллой, т. е. накрутил на шапку 2 куска бязи и в таком виде пошел странствовать: старый казак догадлив был! Куда ни придет Новинский, везде орда встречает его с почетом: напоит, накормит, на дорогу провизии даст. В ином месте спросит: кто он и куда странствует? А Новинский, чтобы не выдать себя, опустит глаза в землю, поглаживает свою бородушку да шепчет про себя: «Алла, Алла, бисмиля!». Орда и рот разинет, принимает его за молчальника, пуще прежнего отдаст ему почтение. Случалось, лошадь под него давали, провожатых с ним посылали, одно слово: с почетом и встречали, и провожали. Новинский представлялся самому Петру Первому, на Волге, когда Царь плыл из верховых городов в Астрахань. Царь удивился и спросил, как он, один-одинешенек, прошел через орду бусурманскую? «Бородушка помогла», – ответил Новинский. «Как так?» – спрашивает Царь и пуще прежнего дивуется. «Так и так, – говорит Новинский – по бородушке меня везде с почетом встречали, с честью провожали».

«Исполать же тебе, старинушка, – сказал Петр Первый и ласково погладил Новинского по седой его бородушке. – Значит, не всуе я пожаловал вашу братию, яицких казаков, бородой. Умеете ею пользоваться. Что хорошо, то хорошо! А как твое имя, отчество и прозвище?». Новинский ответил. Царь с минуту подумал и сказал: «Так как провела тебя через орду басурманскую твоя почтенная борода, то будь же ты отныне навеки не Новинский, а Бородин».

Царское слово свято: и стал после того Новинский прозываться Бородиным; от него уж весь нынешний род Бородиных; они твердо памятуют прадеда, которому сам Царь воздал по его заслугам.

Яицкая линия

Казаки яицкие также долго стояли на страже русских земель. Нужно сказать, что в царствование императора Петра I и его наследников русское царство расширилось на той окраине, о которой у нас идет речь. Русские люди охотно садились на новые земли по рекам Белой, Лику, Сакмаре, и далее на восток за Уральские горы. Кроме добровольных поселенцев, высылались ссыльные; сюда же, как сказано раньше, бежали крепостные люди, бродяги и все, кому не жилось на Руси покойно. Многие помещики, прослышав про богатства края, стали скупать земли у башкир и татар; переселяясь сами, они переводили и своих крепостных. Среди привольных башкирских степей возникли хутора, поселки, впоследствии – села и города. За 40–60 лет край обрусел и мало чем отличался от прочих, искони русских земель. Для защиты от набегов кочевых орд, а равно и для управления краем, приступили к устройству пограничных крепостей от Самары до Татищевой и далее по рекам Сакмаре и Яику до Орской; наконец, был основан Оренбург, куда перешла вся меловая торговля с киргизами и со всеми народами Средней Азии. Оренбургская губерния была открыта в 1744 году, и первым ее губернатором назначен Неплюев, памятный тем добром, которое он сделал для яицких казаков. По его просьбе Сенат предоставил в пользу казаков все течение реки от Яицкого городка вплоть до Гурьева и этот последний с его рыбными ловлями. Тогда же были построены крепости Кулагинская и Калмыковская, а между Яицким городком и Гурьевым протянулась на 500 верст целая укрепленная Линия, состоявшая из форпостов, реданок и третей, расположенных вперемежку. Форпосты – это маленькие крепости, а реданки и трети не что иное, как малые редутцы, или укрепленные караульные домики: небольшой двор, огороженный плетнем и окопанный рвом, посередине которого стояла плетеная, вымазанная глиной изба с вышкой для помещения часового. Вот такие укрепления стояли непрерывной цепью: по правому берегу Яика от Бударинского форпоста до Гурьева, а по левому берегу от Бударинского форпоста вверх до Илецких дач, впереди Линии, откуда и ее название Передовая Линия. Дальше начинались форпосты илецких казаков, выходцев из яицких. На реданках проживало обыкновенно от 5–8 казаков, на обязанности которых лежали разъезды и наблюдение вдоль Линии. Против ворот каждой реданки или трети торчали воткнутые в землю жерди, обмотанные сеном, камышом или же паклей: это маяки. Как только часовой с вышки замечал в степи появление всадника, он поджигал маяк, и тревога распространялась по всей Линии. Главным врагом яицких казаков в ту пору были киргизы, враг, сильный, неутомимый.

Многочисленные орды киргизов вытеснили калмыков и разбили свои войлочные кибитки на всем пространстве степей от пределов Сибири до Сыр-Дарьи, моря Каспийского и Яика. Толпы этих не знавших устали наездников на своих некрасивых поджарых лошадках, в высоких малахаях, вооруженные длиннейшими пиками, осторожно прокрадывались к берегам Яика, быстро переправлялись на другую сторону, еще быстрее кидались на русские селения, угоняли скот, лошадей, арканили людей.

Их ватажки, или «батыри», жадные как степные волки, отлично знали все ходы и выходы, умели подстеречь добычу, исчезнуть с нею бесследно; погоня за ними по необозримой степи, где нет ни бугра, ни кустика, редко бывала удачной. Еще на памяти старожилов наездничал киргизский батыр по прозванию Сырым. Богатырского роста, широкий в плечах, силы необычайной, Сырым прославился своею удалью, лихими наездами. Равного ему по было в степи. Такую же он подобрал себе шайку, ставшую грозой целой дистанция от Гурьева до Калмыковской. В несколько часов исчезали русские поселки; стада перегонялись в степь, население попадало в Хиву на невольничий рынок. Сам Сырым не был вором: он никогда не брал себе добычи, а все награбленное делил между джигитами. Он только мстил русским, которых ненавидел, как истый азиат. Казаки тоже не оставались в долгу: не один уже его джигит попал на пику, но сам он был неуловим как молния. Однажды шайка Сырыма переправилась у Зеленовского форпоста, в том самом месте, которое называется