Вера в чудеса - Натали Лав

Все бабы – дуры, даже те, которые умные, – все равно дуры. Эту истину я примеряю на себя уже полтора месяца, шесть недель, сорок два дня, тысячу восемь часов и ...минуты и секунды я тоже посчитала, но это все не важно. В какой миг я решила, что Давлатов сможет ко мне относится по-человечески? Наивная! Или проще... Дура!

Все мои силы отнимает беременность. Так плохо я себя ни с Леной, ни с Матвеем не чувствовала. Ужасный токсикоз, когда не можешь съесть ни кусочка, а то, что съедаешь, тут же оказывается в унитазе. Плюсом угроза выкидыша. Из-за этого мои руки выглядят так, как у наркомана со стажем. Все в жутких синяках от постоянных капельниц. И как оказалось, мое состояние – это только моя проблема. И в болезни, и в здравии – не слышали? Нет. Сергей злится на меня, говорит то, что меня расстраивает, и делает это специально, чтобы сделать мне больно.

Я вспоминаю свои мечты. Дурацкие мечты о счастье, о любви. Да, сейчас я могу признаться, что мечтала о том, что у меня с ним будет долго и счастливо. Долго может и будет, а счастливо... Не так давно он пришел с губной помадой на рубашке. Сам-то, наверное, и не заметил. А если и заметил, то меня можно, как стул, задвинуть в угол и вспоминать о нем только когда захочется посидеть.

В моей душе поселилось глубокое разочарование, а в теле – постоянное недомогание. Я уже готова на все, чтобы избавиться от этой боли. Но что я могу?

Сегодня я уснула рано. Проснулась около одиннадцати вечера. Мужа еще нет. Все как обычно. Я встаю с кровати и иду в туалет. Делаю несколько шагов, как меня скручивает сильнейший болевой спазм внизу живота. Боль такой силы, что я опускаюсь на колени. Я растерянно смотрю на себя и замечаю, как пижамные шорты окрашиваются красным. Кровь. Хочу подняться на ноги и... и не могу. Меня корежит так, что я сгибаюсь в три погибели на полу. Хочу крикнуть и позвать на помощь. И из горла вырывается лишь хрип. Снова оглядываю себя и с ужасом понимаю, что крови становится больше. Нужно что-то сделать, нужно как-то позвать на помощь. Замечаю мобильник на тумбочке. С трудом достаю его.

Кому нужно звонить? Не знаю, но набираю Сергея. Понимаю, что у меня и ребенка осталось мало времени. Возможно, очень мало. Слушаю гудки, которые резко прерываются. Он... он сбросил?! Перезваниваю еще раз, непослушными губами шепчу:

– Ну же, возьми трубку...

И в ответ на мой безмолвный крик о помощи вызов даже не сбрасывают. Мобильник просто отключают. А в трубке я слышу равнодушное к своей беде: "Абонент не может ответить Вам". Мобильник выскальзывает из моих слабеющих пальцев. И в моем затухающем сознании проносится: "Не может ответить... не может ответить... не может.... не может".

Я, уже почти теряя сознание, слышу:

– Мам, что... что такое? Мам, не молчи... Мама...

Еленка. Слава Богу! Есть то, что неизменно, есть те, кому ты не безразличен, есть те, кто подставят плечо, когда это нужно.

Еле слышно шепчу:

– Скорую...

Лена

Серое небо, серый город, серые люди. Ноябрь. И нет ни просвета, ни лучика солнца, ни мгновения радости.

Я слишком взрослая? Почему я ощущаю себя так, как будто устала жить? Или может это переходный возраст? Хотя куда я перехожу, непонятно...

Я сижу на уроках, даже что-то делаю, но это проходит мимо меня. Вчера я не знаю, что заставило меня зайти к маме, как будто кто-то толкнул меня в ее комнату. Обычно я стараюсь там не отсвечивать. Все же меня напрягает появление этого как бы "мужа". Без него было лучше. И дело не в материальной стороне. Ясно, что в этом плане у него больше возможностей. Но если бы деньги решали все проблемы. А это не так. Но похоже олигарх на этот счет не в курсе.

Зайдя, я увидела маму на полу в луже крови. Она была очень бледная. Я испугалась. Сильно. А я не люблю бояться. Мама не могла встать, не могла говорить. Видно было, что ей очень больно. Я сразу же вызвала скорую помощь, которая на нашу удачу приехала быстро. Маму забрали в больницу. Я поехала с ней. Но оттуда меня попытались отправить, так как я несовершеннолетняя. Я не уходила до тех пор, пока врач не сказал, что позвонит мне, как только ее состояние прояснится. Я оплатила ей одноместную палату. После этого уехала на такси домой. Когда я вернулась домой, то зашла в спальню мамы и Давлатова. Его еще не было, хотя было уже около часа ночи. На полу была кровь. А еще там же лежал сотовый. Я подняла его и увидела, что, когда маме было плохо, она звонила Сергею. А он не ответил. И если бы не я... Я очень люблю маму. У меня, кроме нее и Матвея, больше никого нет. И я не готова ее потерять. Я вытерла кровь, чтобы ее не увидел Матвей.

Похоже, я была убедительной, потому что врач мне действительно позвонил, сказал, что кровотечение удалось остановить, беременность сохранили. Навестить маму можно завтра в приемные часы.

Утром я собиралась в лицей, когда заявился Давлатов. Меня это так взбесило. Зачем он вообще женился на маме? Он и сам, похоже, не знает. От него разило перегаром и женскими духами. Поэтому о том, что мама в больнице, я рассказывать ему не стала. Вовремя нужно отвечать на звонки. Если мама ему не нужна, то и унижаться перед ним нечего. Единственное, что мне пришлось оставить с ним Матвея. Но хотя бы присмотреть за собственным сыном он в состоянии?!

После уроков я собиралась в больницу. Мне хотелось увидеть маму, понять, что она справится. Она сильная.

Но не тут-то было. Возле школы меня ждал Платон Хромов. Вот чего прицепился?

Я делаю вид, что не замечаю его и направляюсь к такси.

– Эй, недотрога, поедем покатаемся?

Он приближается и хватает меня за руку, когда я уже взялась за ручку автомобильной двери. Вот что сделать, чтобы он меня не трогал? Руку ему сломать?

– Не прикасайся ко мне! Я тебе уже это говорила. Кататься я с тобой не поеду. У меня дела.

Он резко разворачивает меня к себе лицом. И впивается глазами в меня, как будто ищет во мне разгадку мироздания. Но не находит. Из-за чего злится все сильнее.

– Ты чего от меня шарахаешься? Думаешь, слишком хороша для меня? Подожди, скоро Давлатов выкинет твою мать и тебя назад в жестокую реальность, по-другому запоешь. Или серьезно рассчитываешь, что вы у него задержитесь? Хрена там. Гусь свинье не товарищ.

Упоминание мужа матери злит еще сильнее.

– К бабушке на хутор и тебя, и Давлатова. Что в тебе хорошего-то? Ну, кроме тачки, брендового тряпья и счета в банке?

– А тебе чё надо-то? Другие никто не жаловался.

– Так ступай к другим! Ступай.

Я вырываю руку, открываю дверь машины и захлопываю ее перед носом у мажора.

Он возвращается к своей машине. А я говорю таксисту адрес больницы и еду к маме.

Как же все это бесит!

Приехав в больницу, нахожу палату, в которой лежит мама. Когда вхожу, то вижу, как она растягивает бескровные губы в улыбке.