Голод Рехи - Мария Токарева

Рехи после столкновения с врагами понял, что для воина лучшая смерть – на поле боя. Может, поэтому безногий попросил убить себя с мечом в руке, пусть не в битве, но вскоре после нее.

«Вечный пир – приглашение к смерти», – в полной мере осознал Рехи, пока помогал окончательно разобрать учиненный в деревне беспорядок. Работа ему все-таки нашлась, и на какое-то время даже зоркий глаз Ларта не следил за ним. Зато остальные полукровки пристально смотрели на него со всех сторон – кто заинтересованно, кто с опаской, а кто откровенно плотоядно.

«Не хочу на этот пир! Не хочу!» – ужасался Рехи, потому что после вынужденного купания-утопления в полной мере понял, что любая милость Ларта – это ловушка, западня, служащая его мрачным целям. Пусть он и хотел привести свое поселение к процветанию, но Рехи вовсе не намеревался жертвовать собой во имя других. Уж точно не во имя каких-то неприветливых полукровок.

Черные линии

Вечер на пустошах наступал, когда красные сумерки полностью сливались с алой точкой на горизонте, которой обозначалась мифическая Разрушенная Цитадель. Тогда все окутывал первозданный мрак, который эльфы любили даже больше, чем время, когда люди видели более-менее отчетливо и ясно. Темнота всегда скрывала лазутчиков-эльфов.

Рехи скучал по временам, когда водил свой отряд, никому не подчиняясь, на очередную охоту. Тогда все казалось невероятно простым и честным. Они ловили жертв, пили кровь, возвращались в деревню, слушали рассказы стариков, раздумывали над смешными загадками Здоровяка, потом обычно разбивались на парочки. Кому как везло. Рехи уединялся с Лойэ… И все выглядело крайне понятным.

В поселении полукровок все расплывалось, как лицо призрака: точно Ларт умел обращаться в ящера и сам рыскал по пустоши в облике Ветра. Впрочем, если в ящера перекидываться и не умел, у предводителя все равно существовало несколько личин. С врагами он был зол и беспощаден, с Рехи вел странную игру, зато со своими оставался неизменно добр и обходителен. Он даже распорядился перенести в свой шатер всех раненых, которые могли двигаться. Они-то просили не «вечный пир», а нормальный, с едой. И Ларт не отказал.

«Только бы не я был едой. Только бы не я!» – твердил, как заклинание, Рехи, дотрагиваясь до медленно бледнеющего следа от укуса. Ощущения потрясли его, перевернули всю привычную картину, как будто всегда нападали на него, а не он был хищником. Теперь он неизбежно ощущал себя жертвой, а там и до жалости к людям недалеко. Но если жалеть «еду», то остается только умереть с голоду, поэтому Рехи сосредоточился на мечте когда-нибудь напиться крови Ларта. Эта мысль приободряла и распаляла здоровую ярость выживания. Но все равно приходилось сидеть смирным зверем по правую руку от трона, который топорщился выщербленным деревом с узорами.

В шатре тем временем собирался народ, шумный, неистовый и, пожалуй, веселый. Полукровки оказались совершенно разными, теперь-то удалось их слегка рассмотреть: где-то мелькнули рыжие и черные космы, где-то взметнулась не по-эльфийски длинная борода. Но сквозь мельтешение разномастной публики Рехи вдруг снова увидел множество линий мира. Словно провалился на другой – неправильный – уровень. И заметил, что все вокруг состоят тоже из склизких черных веревок. В ком-то мелькали удивительные белые, но редко. Рехи задумчиво оглядел себя – такой же. Пробитый насквозь темными стеблями, увитый ими целиком. Как и все. Как и все…

«Из какой же мерзости мы состоим, – с отвращением подумал он. – Мы опутаны этим с ног до головы. Наверное, поэтому эльфы теперь так жаждут крови, а полуэльфы – сырого мяса. Отравлена сама наша природа».

Странная мысль вернула к реальности. Он моргнул, и этого оказалось достаточно, чтобы прежняя картинка вернулась – заполненный веселым народом шатер. Вскоре под бурные овации и улюлюканье в него зашел Ларт в короне. Он приветствовал подданных, поворачиваясь то направо, то налево, а затем вальяжно развалился на троне. И после череды речей жестом заставил всех замолчать и начал торжественно:

– Друзья мои, вчера мы вновь одержали победу над дерзкими выскочками с пустоши. Однако я хотел бы спросить: где же среди вас, подданные мои, настоящие герои? Кто? Может, ты? А может быть, ты?

Он указывал пальцем то на одного, то на другого мощного воина, отчего те, довольные, выдвигались вперед, но тут же недоуменно, с тайной завистью отступали, когда предводитель выделял кого-то другого.

– Да, вы отлично сражались, но где вы были, когда в меня летела горящая стрела? – Ларт вдруг повернулся к ссутулившемуся у трона гостю, который хотел быть как можно незаметнее. – Рехи, подними руку!

Рехи неуверенно поднял раненую руку, но Ларт с силой дернул за запястье, заставляя растопырить пальцы и показать всем ожог, который отозвался новой вспышкой острой боли.

– Почему? – громогласно возвестил предводитель. – Я спрашиваю, почему сегодня мою спину прикрывал едва знакомый нам эльф? И он не побоялся подставиться под огненную стрелу! Чистое везение и, конечно, его мастерство, что он поймал ее рукой, а не грудью!

В шатре повисла напряженная тишина, от нее по спине Рехи прошел мороз. Ему показалось, что после такого заявления полукровки растерзают пленника и, чего доброго, свергнут своего слишком своевольного правителя. Обычно так и делали, если вождь чем-то не угождал племени.

– Да выслужиться хотел, чтоб его не съели. Тьфу, к трехногим! – подал кто-то голос из притихшей толпы. Очевидно, один из стражников.

– Советую и вам так же «выслуживаться», иначе я всегда могу решить, кого следует съесть, – колко заметил Ларт, ухмыляясь.

«Ну, хватит уже! Так они меня в темном углу подкараулят и сожрут!» – запаниковал Рехи, выслушивая напыщенные речи. И очень скоро разгадал новый каверзный замысел Ларта: так он лишь дополнительно пленял, привязывал к себе.

Теперь Рехи в пределах деревни оказывался обречен следовать тенью за предводителем, ночевать в углу его шатра, как ручной сцинк, и молча сидеть подле его трона. Не хватало только цепи с ошейником. В сердце заклокотала обжигающая ярость от такой скрытной, но ужасающей несправедливости, против которой даже возразить было нечего. Не потребуешь же прекратить восхвалять за ничтожный по своей сути «подвиг».

Показалось, что так Ларт и собрал вокруг себя полукровок: всех делал чем-то себе обязанными. Может, сначала запугивал или приманивал обещанием относительной безопасности, а потом привязывал к себе либо темной тайной, либо чувством вины, либо вот такими похвалами.

– Но это не умаляет ваших заслуг, друзья мои! Мы дали отличный отпор врагам! Поэтому сегодня по-настоящему пируем! – радушно развел руками