Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века - Роман Почекаев

В дальнейшем китайцы попытались снова разыграть карту со своим собственным ставленником – как прежде в случае с Мидрибалой. Их выбор пал на некого царевича Эсен-Тукана, который был либо сыном Улджай-Тэмура (и, следовательно, потомком Хубилая), либо младшим братом его преемника Дэлбэга (в таком случае, являясь потомком Арик-Буги). Этот царевич в течение длительного времени сотрудничал с Аруктаем, однако поскольку последний то клялся в верности империи Мин, то обращал оружие против нее, китайцы решили противопоставить ему и его ставленникам именно Эсен-Тукана. Около 1423 г. он был признан властями Мин в статусе «татарского царя Севера», тем самым бросив вызов Аруктаю, которому пришлось срочно возвести на трон собственного ставленника-Чингисида – Адай-хана. Соответственно, Эсен-Тукан не получил поддержки своих потенциальных монгольских подданных, не признавших за ним ханского титула, дарованного китайцами, и вскоре решил вернуться к своим покровителям. Власти Мин обласкали его, даровав титул Чжун-юн-вана и позволив впредь именоваться китайским именем Цзинь Чжун [Serruys, 1959, р. 228–231].

Наконец, в середине XV в. империя Мин предприняла, по-видимому, последнюю попытку установить контроль над Монголией через хана-вассала. После краткого владычества ойратского хана-узурпатора Эсена к власти вернулись Чингисиды, причем в лице представителя наиболее легитимной ветви рода – Махагэргэс (Мэргус-хана), прямого потомка Хубилая. Однако несмотря на его происхождение и поддержку некоторой части монгольской знати, он, вероятно, чувствовал ненадежность своего положения и решил прибегнуть к покровительству империи Мин. Китайские власти присвоили ему титул «сяо-ван-цзы», т. е. «малый хан», кроме того, он преподносил императорскому двору дары, воспринимаемые китайскими властями как дань [Законы, 2002, с. 195] (см. также: [Грумм-Гржимайло, 1926, с. 588; Покотилов, 1893, с. 84–85]). Это привело к тому, что значительная часть населения Монголии не признала власть Махагэргэс-хана, и вскоре потомок Хубилая был убит собственным покровителем Махулихай-онгом. Убийца обвинил его в покушении на свою жизнь, однако не приходится сомневаться, что он решился на этот шаг именно в силу того, что хан проводил политику, чуждую интересам независимой Монголии и, соответственно, его устранение не вызвало бы слишком большого резонанса [Soni, б.г., р. 36–37].

В течение конца XV–XVI в. политическая ситуация существенно изменилась: Монголия в очередной (и уже в последний) раз стала централизованным государством под властью знаменитого Даян-хана и ряда его потомков, которые начали натиск на владения империи Мин. Китайцам пришлось отказаться от намерений установить контроль над монголами и сосредоточиться на безопасности собственных границ. Поэтому следующая попытка взять под контроль Монголию имела место уже в первой половине XVII в., причем на политическую сцену вышли новые игроки – правители маньчжурской династии Цин, в 1644 г. свергнувшие Мин и установившие свою власть в Китае.

Существенную помощь в борьбе за Китай маньчжурам оказали монгольские правители, которые, с одной стороны, старались покончить с давними врагами – династией Мин, с другой – видели в Цинах возможность избежать подчинения центральной власти в самой Монголии. Дело в том, что в 1604–1634 гг. верховным правителем уже распадавшегося Монгольского ханства являлся Лигдан, принявший титул Чингис-хана[112] и всячески стремившийся восстановить сильную центральную власть, не пренебрегая и жесткими военными мерами против князей-сепаратистов. Соответственно, многие Чингисиды, не желая подчиняться Лигдану, присягнули маньчжурам, надеясь, что те, будучи относительно далекими сюзеренами, не смогут жестко контролировать их деятельность в собственных владениях.

Соответственно, в 1620–1630-е годы в нескольких монгольских областях появились правители из числа потомков Даян-хана, принявшие от маньчжуров ханские титулы: Сэчен-Дзоригту-хан в аймаке Аохан, Буян-тайши Бошугту-хан в аймаке Сунит, Ганчук-Батур в аймаке Найман [Кычанов, 1986, с. 58–59; Успенский, 1987, с. 151, 15 4]. Безусловно, в глазах монгольского хана и его лояльных подданных эти ханы являлись узурпаторами, поскольку приобрели свои титулы не путем избрания и даже не путем пожалования от верховного правителя Монгольского ханства, а от иностранных правителей, не имевших права такие титулы жаловать. Даровав им ханские титулы, императоры Цин подорвали авторитет власти верховного хана, поскольку противопоставили ему правителей из того же «золотого рода» с ханскими же титулами. Однако маньчжуры сами прекрасно понимали, что наличие вассалов, обладающих ханскими титулами (т. е. юридически считающихся независимыми государями), приведет к проблемам. Поэтому после того, как с помощью новоявленных вассалов им удалось покончить сначала, в 1634–1635 гг., с ханством Лигдана, а затем, в 1644–1645 гг., и с империей Мин, все ханские титулы были упразднены, а их обладатели и их собственные наследники были вынуждены довольствоваться званиями цзюнь-ванов и тайцзи (тайджи) или же, в соответствии с маньчжурской титулатурой, бэйлэ [Мэнь-гу-ю-муцзи, 1895, с. 19–21, 36–38].

Иностранные ставленники на престолах центрально-азиатских ханств в XVI—XVIII вв. Иностранные государи предпринимали попытки установления сюзеренитета и над чингисидскими государствами Средней Азии – поначалу также в виде поддержки представителей местных династий, которые готовы были пойти на подчинение иностранному монарху в обмен на помощь в борьбе за трон. Именно таким образом персидские шахи из династии Сефевидов старались взять под контроль Бухарское ханство. Первая попытка была предпринята после гибели Мухаммада Шайбани-хана в битве при Мерве (28 ноября 1510 г.), когда созданная им обширная среднеазиатская «империя» практически распалась и представляла собой легкую добычу.

В 1511 г. персидский шах Исмаил Сефеви принял присягу верности от Тимурида Бабура, который был объявлен правителем Мавераннахра. Бабур явился в Чагатайский улус и вскоре при помощи персидских войск вытеснил оттуда Шайбанидов. Однако последние, потерпев военное поражение, сумели одержать политическую победу: они обвинили Бабура в подчинении иноземному монарху, признании вассалитета, а главное – в принятии шиизма, чего местное суннитское население, конечно, простить своему прежнему правителю не могло. В результате Шайбаниды сумели привлечь на свою сторону население Чагатайского улуса и, объединившись с казахскими султанами против общего врага, уже в 1512 г. вытеснили Бабура из Мавераннахра окончательно [История, 1947, с. 50–51; Семенов, 1954б, с. 117–118].

Следующую попытку установить сюзеренитет над среднеазиатскими владениями Сефевиды предприняли на рубеже XVI–XVII вв., поддерживая членов династии Шайбанидов, свергнутой в 1601 г. своими родичами Аштарханидами.

Сначала, в том же 1601 г., они возвели на трон Балха Мухаммад-Ибрахим-хана Шайбанида, однако он не получил поддержки среди населения (за свою приверженность к Сефевидам и шиизму), стал править чрезмерно суровыми методами и вскоре был свергнут и убит аштарханидскими правителями Баки-Мухаммадом и Вали-Мухаммадом [Алексеев, 2006, с. 104–105; Ахмедов, 1982, с. 98–99; 1994, с. 164].