Цвет неба - Джулианна Маклин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако на этом моя история не закончилась. Мне еще столько нужно вам рассказать.
Я уже говорила, что моя история привлекла много внимания, и какое-то время я была не против дать очередное интервью или встретиться с очередным студентом-медиком или доктором, изучающим такие случаи, как мой. Но вскоре мне все это осточертело. Я просто хотела жить спокойно. Я хотела писать, а если вы когда-нибудь были знакомы с писателем – или пишете сами, – то поймете, что мы устроены совершенно иначе. Писать – занятие для одиночек.
После выздоровления я хотела лишь одного – рассказать свою историю, но не перед камерами или перед залом, полным восторженных слушателей. Чтобы подобрать правильные слова, мне нужны были тишина и покой.
Как вы можете видеть, и доказательство этому перед вами, к писательской деятельности вернуться я смогла и вспомнила, как складывать слова, даже самые трудные.
Но прежде чем написать эту книгу, я поработала еще над одной историей – совсем иной, и она заслужила куда большее внимание со стороны критиков.
Эта история всегда будет занимать особое место в моем сердце, ибо она, словно компас, смогла показать мне дорогу к истинной сути жизни.
Весна в этом году пришла рано. В один прекрасный воскресный день, когда лед и снег уже растаяли и по веранде загородного дома Кирка носился теплый, душистый ветерок, мы решили отправиться в путешествие на мыс. Мы сняли комнатку в милом придорожном отеле и три дня пили вино и гуляли по пляжу.
Только это и было нужно, чтобы выздороветь окончательно, – время наедине с Кирком, моей первой любовью, которая навеки осталась в моем сердце.
Время, чтобы оценить великолепие жизни, которую я еще не успела растратить, постичь магию моря, земли и неба.
Каждую ночь, когда за окном шумел прибой, мы занимались любовью с большой нежностью и страстью.
Это была она – настоящая любовь на всю жизнь, которая потоком изливалась из моей души. Мы с Кирком наконец-то были вместе, после стольких лет разлуки.
Только теперь мы повзрослели и ни за что бы не отпустили друг друга.
* * *
В наш последний вечер в мотеле Кирк взял меня за руку и повел на пляж – прогуляться под луной. Она была полной и ярко отражалась в темной воде. А волны шуршали по песку, тихо шепча о свободе.
– Софи, – прошептал Кирк мне на ухо.
От одного звука моего имени, произнесенного им, по всему телу пробежала дрожь желания.
Кирк обхватил меня за талию и притянул к себе.
– Ты знаешь, что я люблю тебя. Всегда любил и буду любить. Так что, пожалуйста…
Он опустился на одно колено, взял мои руки в свои и поцеловал мои раскрытые ладони.
– Выходи за меня, Софи. Будь моей женой. Останься со мной навсегда, потому что я не хочу лишиться тебя снова.
Вся радость во Вселенной обрушилась на меня в тот невероятный момент, и я радостно засмеялась сквозь слезы:
– Конечно, я выйду за тебя.
Я упала на колени, на прохладный песок, рассыпающийся под ногами.
– Ты самая большая любовь моей жизни. Теперь я в этом уверена больше, чем в чем-либо еще.
Спустя две недели мы поженились. Скромная церемония состоялась во дворе нашего загородного дома. Как только в школе, где преподавал Кирк, кончились занятия, мы с ним отправились на медовый месяц на остров Санторини.
Одним сентябрьским днем того же года я проснулась со странным ощущением. Мне приснился сон. Или скорее яркое воспоминание: мама стоит в кухне и рассказывает мне все подробности ее жизни.
Следующие пять дней мы с Мэттом проводили все возможное время вместе. Прогуливать занятия он мне не позволял, так что привозил в институт за пять минут до начала и ждал снаружи, пока я не освобожусь.
Если мне нужно было сделать какое-нибудь письменное задание, мы с Мэттом вместе отправлялись в библиотеку, где он садился рядом и работал над своим романом, пока я что-нибудь учила или занималась исследованиями.
Я вспомнила слова, которые мой настоящий отец сказал мне на пляже.
Вдохновение приходит, просто нужно его вовремя почуять.
Слишком долго ждала я этого удара молнии, этого всплеска, который заставил бы меня снова начать писать. И вдруг ощутила это желание творить, только оно не было похоже на удар молнии. Скорее на прикосновение звезды, которая вдруг соскочила с небосвода и упала прямо в карман.
Отбросив одеяло в сторону, я вскочила с постели. Через пару мгновений я уже звонила папе в Августу.
– Папа, когда мы уехали из Кэмдена, куда делось все, что хранилось на чердаке? Все эти коробки и ящики с бумагами? По-моему, это все были мамины вещи – ее работы в колледже и всякие сувениры. Мы все это выбросили, да? – выпалила я в трубку.
– Конечно, нет, – ответил он. – Я все сохранил. Никак не мог избавиться от всего этого. А что, уже можно?
Мое сердце забилось сильнее.
– И что, все эти вещи у тебя дома?
– Да. Все это на чердаке пылится, – сказал папа.
Я улыбнулась.
– Можно к тебе приехать, покопаться в них?
Папа помедлил, а потом произнес:
– У тебя взволнованный голос. Ищешь что-то особенное?
– Да, – ответила я.
Я рассказала, что собиралась найти, и папа присвистнул от удивления.
– Скоро приеду, – подытожила я.
– Я жду.
* * *
В папином доме лестницы на чердак как таковой не было, только квадратная дверца в потолке гостиной, рядом с которой на петлях была прикреплена хлипкая стремянка.
Я не была на чердаке с четырнадцати лет. С тех самых пор, как мы убрали туда все мамины вещи и закрыли за ними крышку. А потом заставили себя забыть о том, что все это когда-нибудь существовало, сделали вид, что ничего не было.
Но ведь они есть. И все эти годы были прямо над нашей головой.
Я осторожно поднялась по стремянке и заглянула в небольшое пространство под отделанной черепицей крышей папиного дома. Сквозь маленькое овальное окно проникал крошечный лучик света. Пахло затхлостью и пылью.
– Дай, пожалуйста, фонарик, – попросила я отца. Лестница ему доверия не внушала, и он придерживал ее рукой, пока наклонялся за фонариком. Он передал его мне, и я щелкнула кнопкой на серебристом корпусе.
Пока я карабкалась через люк на чердак, длинный белый луч фонарика хаотично метался по балкам крыши. Наконец, я ощутила под ногами пол.
Я огляделась вокруг – повсюду стояли коробки, ящики с книгами, сундуки и чемоданы с маминой одеждой.