Позывной — Кобра. Записки "каскадера" - Эркебек Абдуллаев

По статусу мне полагались 3-комнатная квартира и служебная «Волга». Я выбираю «УАЗ-469». Получаю квартиру, а вскоре ко мне прилетает супруга.

Коллеги, с которыми мы служили в «Вымпеле» и приехали вместе в Афганистан, пытаются выведать, каким образом я вдруг оказался на ступень выше их по должности? Я совершенно искренне рассказываю о протекции некоей «волосатой руки».

Потом я извинился перед несостоявшимся шефом из Фараха и как мог отблагодарил за протекцию, угостив домашним бешбармаком. Дай бог, свидимся еще.

Школа головорезов

До моего приезда школа уже функционировала. Преподаватели читали курсантам лекции, подготовленные в Союзе и переведенные на язык дари. Полевые занятия отличались от классных тем, что лекции читались на свежем воздухе. Когда предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.

Преподавателей десять человек: шесть полковников и четыре подполковника. Знакомимся. Один из полковников — авиатор. Прекрасно, прикидываю я, он будет преподавать топографию. Однако авиатор тушуется и сообщает, что служил в тыловых подразделениях ВВС. Полковник-артиллерист — тоже тыловик, не имевший дела с пушками и минометами. Все подполковники тоже оказываются тыловиками, к тому же плохо понимающими по-русски! Вот это да!

Курсанты школы спецназа — военнослужащие оперативных батальонов, собранные с бору по сосенке из всех провинций, многие неграмотны. Как выпутаться из этого положения? У меня нет времени учить отдельно господ офицеров. Значит, придется учить офицеров вместе с курсантами. Но как заставить аксакалов ходить на полевые, не уязвив при этом их гордости? Двое из них — выпускники старой доброй английской школы: чопорные такие. Один заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.

После представления преподавателям я, скромно потупив взор, начинаю:

— Отцы, по сравнению с вами, я всего лишь майор, без достаточного педагогического стажа. Поэтому очень волнуюсь. Завтра первая установочная лекция у курсантов нового набора. Прошу присутствовать на лекции и фиксировать мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.

Аксакалы важно соглашаются.

На следующий день в классе собрались курсанты. Их еще не успели переодеть в военную форму. Разношерстная компания, кто в чалме, кто в тюбетейке. Все патлатые, бородатые, в резиновых галошах на босу ногу. Сто пятьдесят пар глаз с любопытством уставились на меня. Внимательно вглядываюсь в них. Выражения в основном враждебно-презрительные. Дело в том, что большинство курсантов — пуштуны, а я — похожий на хазарейца «монголоид». Это примерно так же, как если бы в американских южных штатах собрали белых курсантов и приставили к ним чернокожего преподавателя.

Аксакалы надувают щеки в первом ряду. Все, как один, с блокнотами и карандашами, готовые фиксировать мои ошибки.

Поднимаю курсанта с нахальными глазами:

— Сколько лет воюешь?

— Четыре года.

— Сколько боевых операций?

— Сто семьдесят две.

Спрашиваю другого. Ответ — шесть лет стажа, двести пятьдесят операций. Поднимаю молодого бойца: два года боевого стажа, сорок три операции.

Представляюсь:

— У меня один год боевого стажа и всего четыре операции.

Гробовая тишина. Курсанты переваривают услышанное. Затем один из них подает робкий голос:

— Но зато у Вас, наверное, были очень крутые операции?

— Нет, три операции безрезультатные, а на четвертой мы взяли трофеи: пять ишаков! Вон сидит сержант, он не даст соврать (к занятиям я привлек лейтенанта и сержанта, которых знал по предыдущей командировке как опытных бойцов-разведчиков).

Народ хохочет.

— Поэтому, ребята, скорее всего, вы должны меня учить, а не я вас. Однако я знаю тактику специальных подразделений многих армий мира. Думаю, что будем полезны друг другу.

Курсанты соглашаются. Кажется, психологический контакт с ними установлен. Далее начинаю рассказывать об особенностях аналогичных подразделений США, Пакистана, Ирана.

Первые пятнадцать минут мои преподаватели усиленно корпят над своими блокнотами, затем перестают писать. Сидят и слушают, разинув рты.

В перерыве ко мне подходят курсанты-узбеки, покровительственно хлопают по плечу, дескать, не робей, парень! Мы тебя в обиду не дадим. Ты нам понравился.

— Ладно, мы еще посмотрим, как вы у меня запоете через пару-тройку дней, — думаю я про себя.

Захожу в комнату преподавателей. Мои полковники уже посовещались и встречают меня смехом:

— Товарищ Бек, ловко же ты нас провел! Но мы не в обиде. Иначе ты не собрал бы нас вместе. Лекция была прекрасной. За час мы узнали столько интересного! Будем посещать все занятия.

На другой день курсанты, уже подстриженные, помытые, побритые и переодетые в военную форму, таращат на меня удивленные глаза: офицеры оперативного полка успели вправить им мозги, просветив относительно наших «художеств» 1983–1986 годов.

Ночные стрельбы

Тема занятий — действия группы специального назначения в ночных условиях. На территории оперативного полка организуем засаду. На дороге ставим управляемые по проводам мины. За неимением других используем противотанковые. Они по пехоте работают тоже неплохо, особенно если разместить через каждые 20 шагов. Десять мин — на двести метров. Аналогичную засаду курсанты уже отрабатывали в дневное время. Теперь в темноте они копошатся на дороге, на ощупь вяжут взрывные сети, о чем-то спорят и переругиваются. Слева, справа и сзади их работу охраняют дозоры. Наконец, все готово. Бойцы занимают позиции в 20–30 метрах от установленных мин. Я объясняю: сейчас по дороге пройдет колонна «духов». Мы должны пропустить их головной дозор и врезать по ядру минами, затем добить остальных сосредоточенным огнем. Мой автомат с ночным прицелом снаряжен трассирующими пулями, у курсантов — обычные патроны. Курсанты залегли в арыке и не высовываются, поскольку у противника тоже могут быть ночные бинокли. Сигнал к подрыву мин — три короткие очереди трассерами в небо. Почему в небо, а не в «духов»? Дело в том, что на предыдущем занятии первая же наша пуля перебила провод управления: мины не взорвались. А если бы это произошло в боевой обстановке? Далее я буду давать целеуказание, а их задача — одновременно бить короткими очередями в то место, куда попадают мои трассеры.

Начали! Взрыв! Я даю короткую очередь в сторону «головного дозора» противника. Боже мой, что тут началось! Шквальный ливень из всех стволов! Никакой речи об управлении огнем! Противоположные склоны гор мерцают вспышками. Это стальные сердечники наших пуль высекают искры из камней. Очень напоминает ответный «духовский» огонь. Курсанты, войдя в раж, лупят по ним! С дальнего поста безопасности в нашу сторону потянулась светящаяся цепочка крупнокалиберных пуль из ДШК.

— Стоп, ребята!

Однако стрельба прекратилась не сразу. Мы умудрились выпустить весь боекомплект! Ближний пост безопасности материт нас по-русски, затем переходят на афганский. Сержант-инструктор отвечает им тем же и обещает добавить из АГС-17 и миномета, если они не прекратят стрельбу. Пусть лучше спрячутся поглубже, а мы еще немного постреляем. Просит передать по телефону наши пожелания дальнему посту.