Маэстро теней - Донато Карризи

В двух шагах отсюда – Корсо и галерея Дориа-Памфили. На весьма ограниченном пространстве исторического центра находятся самые прекрасные и таинственные дворцы римской знати.

Улица получила название в честь мраморной кошки, найденной среди руин древнего храма, посвященного Исиде, и затем установленной на карнизе здания шестнадцатого века. С ней связаны две легенды. Согласно первой, кошка смотрит туда, где спрятано сокровище, которое, впрочем, никто так и не нашел. Вторая повествует о том, как некий мальчик повис на карнизе и начал сползать вниз. Кошка замяукала, будто подзывая мать к окну, та подошла и не дала ребенку упасть.

Маркус тут же вспомнил Тоби Фрая: кто спасет его от бездны, от гибели, уготованной ему Церковью затмения?

Он проник во дворец, взломав решетку бывшего угольного погреба, и очутился в помещениях, где раньше находились кухни. Поднялся по винтовой лестнице. На втором этаже располагались только комнаты прислуги, поэтому он добрался до третьего, так называемого парадного этажа. Вошел через дверь, скрытую в стене, расписанной фресками: таким путем в парадные залы обычно попадали слуги.

В доме – ни огонька, ни звука.

Маркус был уверен, что Николай Шишман – Алхимик – прячется где-то здесь. Его присутствие ощущалось как некое дурное предзнаменование. Поэтому, прежде чем начать поиски, пенитенциарий преклонил колени и закрыл глаза. Осенив себя крестным знамением, стал вполголоса молиться: «Господи, даруй мне силу различить знаки зла, дабы изгнать его из этого мира. Сделай так, чтобы зрение мое не затмилось, слух обострился и в деяниях не было пагубы. Прежде всего сделай так, чтобы чист был мой разум, устремленный к поискам истины. Даруй мне силу видеть, чтобы смиренный раб Твой мог исполнить свой долг во имя Твое. И убереги меня от тьмы греховной, грозящей… Аминь».

Потом Маркус открыл глаза.

Сначала, как всегда, возникло ощущение, будто мир вокруг изменился. Пустое пространство приобрело другую консистенцию, уплотнилось. Он как будто двигался в жидкой среде. Время стало растягиваться, замедляя ход. Он достиг нового измерения, более глубокого.

В задачу пенитенциария входило исследовать бездну.

Он сразу почувствовал запах ладана и потушенных свечей. И пошел по дворцу на этот запах. Залы следовали один за другим, казалось, эти анфилады никогда не кончатся. Старинная мебель, китайский шелк, бархат, люстры и картины в пышных барочных рамах. От Маркуса не укрылась неустанная работа жуков-точильщиков, пожиравших изнутри дерево и драгоценные ковры. Несмотря на внешнюю роскошь, все это грозило рухнуть с минуты на минуту, словно декорации гротескной мизансцены.

Маркус вошел в просторную спальню с кроватью под балдахином. В углу комнаты была оборудована химическая лаборатория, скрытая сейчас за непрозрачным занавесом из полиэтилена. Пенитенциарий отдернул его. Узнал мешалку, хроматограф, дистиллятор. Точные весы, колба Вигре. Воронки, пипетки, покровные стекла, микроскоп. Все необходимое, чтобы сотворить панацею, подумал Маркус, вспомнив отчаянные попытки Николая излечить жену Пенку от тяжелой болезни.

На полке стоял прозрачный пузырек из розового стекла. На первый взгляд духи, но на этикетке надпись: «Гидрохлорид фенетиллина». Заметив дверцу в противоположной стене, Маркус поставил пузырек на место.

Пенитенциарий пересек спальню, осторожно надавил на створку. Крохотная комнатушка. Узкая кровать, белый лакированный шкаф. На стенах – серо-голубые обои. У окна – скамеечка, на ней книги и счеты. Лошадка-качалка, игрушечный поезд с деревянными вагонами на колесиках. На одной полке выстроились оловянные солдатики, на другой – машинки. Плюшевый медвежонок, клоун, который, если его как следует завести, бил в барабан.

Маркусу пришла на память коллекция Кукольника. Но теми игрушками забавлялся уже старый ребенок. Корнелиус не упоминал о каких-то детях Шишмана, но все эти вещи, возможно, принадлежали Николаю, когда он был маленьким. Когда пенитенциарий повернулся, чтобы уйти, взгляд его упал на дверной косяк.

Вот и аномалия.

Там виднелись отметки. Рядом с каждой – дата, рост. Совершенно такие же, как на кухне Матильды Фрай, где последняя была сделана 22 мая девять лет назад – полные печали следы обычая, прервавшегося вместе с исчезновением ребенка. Но те, на которые сейчас смотрел Маркус, начинались с 23 мая, а последняя была сделана несколько дней назад.

Он здесь, Тоби. Это его комната.

Маркус представил себе мальчонку, навсегда заточенного в прошлом. Принужденного жить в неволе, в огромном доме, рядом с человеком, обезумевшим от горя. Грустного ребенка, который сквозь высокие окна смотрел, как во внешнем мире все идет своим чередом, согласно течению времени, но которого никто не мог увидеть извне.

Думая о нем, Маркус испытывал безмерную печаль.

Продолжая осмотр, он направился на четвертый этаж.

* * *

На этот раз он поднимался по главной лестнице. Оттуда сразу вошел в вестибюль с темно-серыми стенами, где был устроен гардероб. В стенном шкафу рядами висели черные балахоны. В глубине шкафа – большая обувница, правда пустая.

Пенитенциарий мысленно фиксировал все, что видел, каждую деталь. Поэтому, переступив порог следующей комнаты, застыл как вкопанный. Ничто не могло подготовить Маркуса к картине, явившейся его взору. Сцена почти нереальная, кошмар наяву.

Из темноты выступали фигуры, ожидавшие его.

Они выстроились в несколько рядов, полукругом. Над их головами поднимались странные формы – то причудливые геометрические фигуры, то нечто похожее на рога или султан из перьев.

Фигуры стояли неподвижно, не сводя с Маркуса глаз.

Весь оледенев, он все-таки подошел ближе. То были поясные фигуры, не существа из плоти и крови. Нанизанные на стержень, крепящийся к пьедесталу.

Манекены.

На головах – ренессансные маски невероятной работы.

Пенитенциарий вгляделся в этот маскарад, переходя от фигуры к фигуре. Маски из папье-маше, из глины, из дерева. С кружевными вставками. Украшенные павлиньими перьями или перьями экзотических птиц. Длинные кривые носы или чеканные черты лица. Глаза большие или по-кошачьи изогнутые, без зрачков. Иные маски заканчивались огромным соцветием, иные – роскошной шляпой.

Оставив позади комнату масок, пенитенциарий вошел наконец в просторный праздничный зал. Совершенно пустой, с тремя хрустальными люстрами над танцевальной площадкой.

С одной из люстр свисало тело.

Подойдя ближе, Маркус увидел мужчину лет семидесяти, подвешенного за ногу головой вниз. Веревка, привязанная к правой щиколотке, медленно раскручивалась, и тело вращалось – совершало оборот в одну, затем в другую сторону. Внизу валялись белые парусиновые туфли, хотя мертвец был обут в черные ботинки.

Маркус узнал свои собственные.

Пенитенциарий оценил иронию убийцы. Значит, вот куда они подевались. Вот почему этим утром, на рассвете, он нашел в Туллиануме парусиновые туфли рядом со своей одеждой.