Охотник за тенью - Донато Карризи

– Ты знаешь, где находишься? – спросил психиатр с легким немецким акцентом.

Мальчик отрицательно покачал головой.

Картинка на мгновение сбилась: видимо, кто-то передвинул видеокамеру. В самом деле, вскоре перед объективом показался второй мужчина. Тоже в белом халате, в руках – папка.

– Это доктор Астольфи, – представил Кропп молодого врача, который впоследствии станет судмедэкспертом. Тот взял стул и уселся рядом.

Вот доказательство, что Маркус не ошибся. Астольфи замешан в этом деле, он знал монстра.

– Чувствуй себя как дома, ты здесь среди друзей.

Мальчик ничего не сказал, а Кропп махнул рукой в сторону открытой двери. Оттуда вошли три санитара: женщина с рыжими волосами и двое мужчин. Все они выстроились в ряд у дальней стены.

У одного из мужчин не было левой руки, и он не носил протеза. Второго Маркус узнал:

– Это тот самый старик, который поджег институт и ударил меня на вилле у Аппиевой дороги.

Те же голубые глаза, правда, здесь он выглядит гораздо более крепким, но ведь ему тогда было не больше пятидесяти лет. Еще одно доказательство: человек, защищавший монстра, знал его с детства.

– Это Джованни, – представлял их Кропп. – Это синьорина Ольга. А этот тощий, с длинным носом, – Фернандо. – Психиатр показал на однорукого.

Все улыбнулись шутке, только мальчик продолжал смотреть себе под ноги.

– Какое-то время мы побудем с тобой, но потом ты сможешь присоединиться к другим детям. Вот увидишь, пусть сейчас это не так, но в конце концов тебе здесь понравится.

Двоих героев видеофильма Маркус опознал. Остальных мысленно взял на заметку: имя, внешность. Кропп, блондин. Фернандо, однорукий. Ольга, рыжие волосы.

– Я приготовила его комнатку, – проговорила женщина с нежной улыбкой. Она обращалась к психиатру, но было видно, что на самом деле слова ее предназначаются мальчику. – Разложила по ящикам его вещи, но, думаю, чуть позже мы вместе сходим на склад игрушек и выберем то, что ему понравится. Что вы на это скажете, профессор?

– Отличная мысль.

Мальчик никак не реагировал. Тогда Кропп снова махнул рукой, и санитары вышли из комнаты.

Маркус отметил, что все они крайне заботливы и исполнительны. Их манеры, однако, как-то не сочетались с безрадостными лицами сказочных героев, изображенных на стенах.

– А сейчас мы зададим тебе несколько вопросов, хорошо? – продолжил Кропп.

Мальчик неожиданно повернулся к видеокамере.

Кропп снова обратился к нему:

– Знаешь, Виктор, почему ты здесь?

– Его зовут Виктор, – сказал Клементе, желая подчеркнуть, что теперь, возможно, они знают имя убийцы. Но Маркуса больше интересовало то, что происходило на экране.

Мальчик перевел взгляд на Кроппа, но и на этот вопрос тоже не ответил.

Кропп подстегнул его:

– Думаю, знаешь, просто не хочешь об этом говорить, верно?

Снова никакой реакции.

– Знаю, тебе нравятся цифры, – сменил тему психиатр. – Мне сказали, что ты отлично разбираешься в математике. Не хочешь мне это показать?

Тут Астольфи встал с места и ушел за пределы кадра. Потом вернулся и поставил перед Виктором доску, на которой был изображен квадратный корень.

Положил рядом кусочек мела и снова сел.

– Ну как, можешь решить? – спросил Кропп у мальчика, который даже не повернулся в сторону Астольфи.

Подумав несколько секунд, Виктор встал, подошел к доске и записал:

Астольфи заглянул в свою папку и подал Кроппу знак, что ответ правильный.

– Маленький гений, – изумился Клементе.

Психиатр пришел в восторг:

– Хорошо, Виктор, очень хорошо.

Маркус знал, что есть люди, одаренные особыми талантами в математике, или в музыке, или в рисовании. Кто-то обладает невероятными способностями к вычислению, кто-то может за один день в совершенстве овладеть музыкальным инструментом, кто-то воспроизведет панораму города, бросив мимолетный взгляд. Часто такие необычайные дарования сочетаются с психическими сдвигами, такими как аутизм или синдром Аспергера. Раньше таких называли idiot savant – идиоты-всезнайки. В настоящее время к ним применяют только определение savant. Несмотря на удивительные свершения, они, как правило, неспособны контактировать с окружающим миром, у них заметно отставание в речи и в когнитивных процессах, не говоря уже об обсессивно-компульсивных расстройствах.

Виктор, наверное, из таких. Психопат-всезнайка, напомнил себе Маркус.

Мальчик снова уселся в той же позе, сгорбившись, сунув руки под колени. Но опять стал смотреть в объектив видеокамеры.

– Виктор, пожалуйста, смотри на меня, – мягко проговорил Кропп.

Мальчик смотрел пристально, и у Маркуса возникло неприятное ощущение. Как будто Виктор мог видеть его сквозь экран.

Через мгновение Виктор послушался психиатра и повернулся к нему.

– Теперь поговорим о твоей сестре, – заявил Кропп.

Эти слова не произвели на мальчика никакого впечатления, он по-прежнему сидел неподвижно.

– Что случилось с твоей сестрой, Виктор? Ты помнишь, что произошло? – Задав вопрос, Кропп замолчал, может быть, чтобы вызвать реакцию.

Прошло какое-то время, потом Виктор что-то сказал. Но голос у него был слишком слабый, никто ничего не расслышал.

– Что он сказал? – спросил Клементе.

Вмешался Кропп:

– Что ты сказал? Повтори, пожалуйста.

Мальчик повторил немного громче, но тем же дрожащим голосом:

– Это не я.

Оба врача никак не отреагировали, они ждали продолжения. Но тщетно. Виктор снова, в третий раз, повернулся к видеокамере.

– Почему ты смотришь в ту сторону? – спросил Кропп.

Мальчик медленно поднял руку и указал на что-то.

– Там ничего нет. Не понимаю.

Виктор молча продолжал смотреть в одну точку.

– Ты что-то видишь там?

Виктор покачал головой.

– Или кого-то… Ты видишь человека?

Виктор не пошевелился.

– Ты ошибаешься, там никого нет. В комнате только мы.

Но мальчик по-прежнему смотрел в ту сторону. У Маркуса и Клементе возникло неприятное ощущение, будто злобный взгляд Виктора направлен на них.