Похищенное сердце - Рексанна Бекнел

— Ну, что скажешь по этому поводу? — язвительно спросила она. — Лично я нахожу все это забавным, а ты?

— Как это понимать? — рявкнул Рис ей в лицо так, что она отшатнулась.

Если бы не огонь в ее глазах, то неизвестно, что он бы сделал. Но чертики в ее взоре заставили его действовать осмотрительнее. Несмотря на сумасбродную выходку, ему не хотелось наказывать ее. Вопреки всему, как это ни странно, Рису хотелось ее утешить и вместе с тем — убить.

— Зачем ты уничтожила картину? — воскликнул он, потрясая руками.

— Она была мне ненавистна.

— Если бы это было так, то вряд ли бы картина получилась столь выразительной и волнующей.

— И ужасной, ты забыл добавить, — усмехнулась она.

Гнев с новой силой охватил Риса. Не отдавая себе отчета, он схватил ее за руки и заговорил, сдерживая голос.

— Ты должна все исправить. Нарисовать все заново.

Она отрицательно замотала головой.

— Ты сделаешь так, как я сказал. В противном случае пеняй на себя.

Услышав угрозу, Изольда нахмурилась, но не пошла на попятный.

— Ой, как страшно! Можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Но потом не обессудь. Думаешь, что ты навеки обосновался в Роузклиффе? Так вот — ты ошибаешься!

— Черт! Черт! Черт! Мне следовало бы выслать тебя вместе с остальными.

— Так почему же ты так не поступил?

Изольда вскрикнула от боли: слишком сильно Рис стиснул ей руки.

— Потому что я хотел…

Рис отпустил ее, но не договорил. Он не собирался признаваться, что специально задержал ее — сначала как бы в роли заложницы. Но теперь она была ему слишком дорога, и он ни за что не хотел расставаться с ней.

— Ты заново нарисуешь картину, — опять сказал Рис, — или горько пожалеешь об этом.

— И не подумаю. Мне уже все равно.

Строптивый характер Изольды, как всегда, оказался сильнее ее благих намерений. Она даже не представляла всех последствий своей дикой, сумасбродной выходки.

Рис покачал головой; он вынужден был признаться, что недооценивал ее.

— Возблагодари Бога, что я не собираюсь выдрать тебя как следует. Любой другой мужчина на моем месте поступил бы именно так, чтобы вразумить тебя.

— Ноты ведь сам хвалился, что ты не «любой»…

Изольда поежилась, но не столько от страха, сколько от злой решимости идти до конца. Она уничтожила картину, она сумеет искоренить свои чувства к Рису и заодно покончить с ним самим, когда отец прискачет к Роузклиффу.

— Это действительно так, — согласился Рис. — Я круглый болван, идиот, тупица, раз позволяю так вести с собой какой-то девчонке. Ступай наверх, в башенку, — наконец сказал он.

— С превеликим удовольствием, — ответила Изольда, но не ушла, а замерла на пороге.

Повинуясь какому-то странному порыву — все-таки она тоже была неравнодушна к нему, — Изольда едва ли не взмолилась:

— Уходи отсюда, Рис, пока не случилось чего-то очень страшного, пока не пролилась кровь.

Какие бы чувства ни питал Рис к Изольде, но, услышав подобную то ли просьбу, то ли угрозу, он насупился:

— За кого ты так боишься? За отца? Или за его брата?

— Да, я боюсь за них, — откровенно призналась она, — но я также волнуюсь и за тебя, Рис.

Она бросилась наверх, в свою спаленку. Рис едва поверил своим ушам. Неужели он не ослышался? Он стоял и размышлял. Почему она это сказала? Что это означало? Волнующие, но приятные мысли крутились в его сознании. Неужели он ей небезразличен? Она, сама не осознавая, вила из него веревки как хотела: когда она сердилась, он хотел ее укротить, когда печалилась — утешить. Но теперь она недвусмысленно дала понять, что опасается за него. Никто до сих пор не переживал за него, Риса. Мать умерла, когда он был совсем маленьким, а об отце вообще не стоило упоминать. И вот теперь Изольда волновалась за него? Но можно ли верить в ее искренность?

Он потер руками лицо, чтобы привести мысли в порядок. Нет, он не попадется на такую удочку: надо быть последним дураком, чтобы поверить ее словам. Рис отвернулся от испачканной стены, от кровати и подошел кокну. Прислонившись горячим лбом к холодному оконному переплету, он принялся нервно постукивать кулаком по подоконнику.

Больше всего его раздражало ожидание. Он готовился к прибытию Фицхью, своих врагов, и собирался встретить их надлежащим образом.

Ждать, ждать и ждать — больше ему ничего не оставалось. Ждать и готовиться — изучать как сильные, так и слабые стороны замка Роузклифф.

Следующие три дня он только тем и занимался, что готовился к встрече недругов. Ни одно помещение, ни один проход не ускользнули от его внимания. Начиная от подъемного механизма моста и до задних ворот замка, включая каменную лестницу, ведущую на морское побережье, — все-все подвергалось тщательному изучению. Он сновал по всему периметру своего владения и только одно место обходил стороной — спаленку в башне. Вместо того чтобы тиранить Изольду, Рис изводил всех обитателей замка придирками, указаниями и распоряжениями.

Он замучил дровосеков требованиями заготовить как можно больше дров, а охотников и рыболовов — припасти как можно больше рыбы и дичи. Не давал он, разумеется, покоя ни кузнецам, ни оружейникам, требуя, чтобы все снаряжение в замке находилось в отличном состоянии.

Осада и приступ были неизбежны, и Рис готовился тщательно, старательно, призвав на помощь весь военный опыт, все известные ему военные хитрости. Время шло, и, по мере того как все его указания выполнялись, он становился все увереннее. Роузклифф на глазах превращался в неприступную крепость: ведь это был его замок, его земля, и он не собирался уступать ее никому.

К сожалению, сутки, как обычно, состояли только из дня и ночи. Если днем он был занят своими приготовлениями, то по ночам не мог не думать об Изольде. Они превратились для Риса в сплошной кошмар, он часами не мог уснуть, потому что перед его глазами все время маячил образ этой девчонки. Он лежал на постели и подолгу рассматривал огромное грязное пятно, оставшееся от прежней картины. При тусклом свете свечей и бликах, которые бросал огонь в камине на стены спальни, изображение как бы оживало. Рису казалось, что в его темной глубине ходят, двигаются тени диких зверей или каких-то невиданных существ. Видения возникали все чаще и резче, и не без влияния вина. Дело в том, что Рис стал все чаще выпивать перед сном, чтобы заглушить тоску и забыться. Здравомыслящий человек велел бы прикрыть грязную стену каким-нибудь ковром или гобеленом. Рис усмехнулся — скорее он был похож на безумца, боящегося не увидеть те образы, которые чудились его разгоряченному вином воображению.

На третью ночь заключения Изольды он поднялся к себе чуть позже и был чуть пьянее, чем обычно. Замок спал, за исключением ночной стражи. Весь вечер он просидел в зале, попивая эль, причем довольно часто подливал его в кубок, а также поглядывал на Лайнуса и Гэнди, которые, как обычно, увеселяли зрителей трюками. Но как ни старались комедианты, как они ни лезли из кожи вон, настроение Риса, впрочем, как и других, не улучшалось. Всех тревожило предстоящее сражение за Роузклифф.