Черный цвет боли - Эва Хансен

– Что можно, летать самолетом?

– К тебе можно?

Он рассмеялся:

– Как маленький ребенок! Словно если я не разрешу, то ты не сможешь прилететь в Хитроу и приехать в Оксфорд.

– Я прилечу… – я шептала это на ухо, – я обязательно прилечу… И посмотрю на хорошеньких студенток, которым ты читаешь лекции.

– Моя ревнивая красотка… которая соскучилась… и готова на все… Да?

– Да!

– Докажи.

Если б он только знал, как недалеко от истины его слова. Но тогда они были просто дразнилкой.

– Кто-то обещал изнасиловать меня еще раз.

– Я такого не обещала.

– Так пообещай, в чем дело? – в глазах смешинки и снова пляшут чертики.

Вызов? Мне? Получи!

Мы настолько соскучились друг по другу, что вопрос, чем заняться, не поднимался вообще. Заниматься любовью в душе потрясающе, но придумать определение такому же занятию в большущей ванне, больше похожей на добрую половину бассейна, я не способна. Удивительно, как мы не утонули.

В воде я не стеснялась своего обнаженного тела, и его тоже. Сильное, тренированное, оно восхитительно. Я осознала, как соскучилась по этому телу, этим рукам, губам, по всему Ларсу от макушки до пяток. Нет, «соскучилась» неправильное слово, истосковалась, причем до смерти.

Плескаться нагишом в бассейне или водоеме совсем не то, что в самом открытом купальнике. Нагое тело в воде раскрепощено куда сильней, чем даже в постели. Оно восхитительно бесстыдно, причем переступить через собственное смущение в воде куда легче, чем на суше. Вода защищает и заставляет раскрыться одновременно, только обнажиться нужно полностью, чтобы телу ничего не мешало.

Легкие прикосновения, обещающие куда более страстные, игра, дразнилки, пока я сама не сделала первый шаг. Может, Ларс этого и добивался? Не просто ответной страсти, не только моей готовности раскрепоститься, когда он создает для этого условия, а именно первого шага с моей стороны. Не нужно ждать, когда Ларс даст знак, что желает меня, больше того, не нужно вообще думать об этом знаке. Я хочу его, значит, могу действовать, как и он – поцеловать, ласкать, взять, наконец!

Понимание этого было настоящим открытием, пуританское воспитание где-то внутри меня сдаваться не желало. Противный джинн вопил на ухо, что девушка должна идти на поводу у мужчины, следовать его желаниям, а не диктовать свои. Я в очередной раз пригрозила отсталому джинну страшной карой, если не заткнется, и буквально впилась в Ларса. Какого черта?! Я его люблю, хочу и вовсе не должна этого скрывать! Дверь в спальню закрыта? Закрыта. Значит, здесь властвует распутница.

Ларс вовсе не был против, он выдал излюбленное Бритт «Вау!».

– Вот это другое дело, а то изображает скромницу…

– Ларс!

– Да, дорогая.

В глазах снова чертики выплясывали джигу. Со мной мой Ларс, прежний, любимый и любящий. Я счастлива. Но почему же где-то внутри упорно росло предчувствие неприятностей? Я обещала джинну, снова вмешивающемуся в мою жизнь, в следующий раз оставить дома одного или вообще отдать на растерзание Бритт, но дурное предчувствие от этого никуда не делось. Видно, джинн тут ни при чем.

Ларс пару раз не позволил мне нырнуть с головой и нахлебаться воды.

– Эй, заниматься сексом на дне мы не договаривались! Я не способен задержать дыхание на час. Линн, решено, в следующий раз наденем акваланги.

Только акваланга нам и не хватало, все остальное уже пробовали!

Оказалось, не все, главное испытание в Дубае я еще не прошла…

Это не секс, это любовь. Разница такая же, как между облаками, отраженными в луже и плывущими в небе. Мы были в небе.

Потом, когда мы, обессилев, лежали на большом ковре на полу в спальне, его губы прошлись по всему моему телу, не оставив ни сантиметра, даже когда я слабо пыталась сопротивляться.

– Молчи! Я хочу запомнить каждую твою клеточку. Ты моя вся от косы до пяток. Убью любого, кто посмеет глянуть лишний раз.

– Зачем запоминать, я же с тобой?

Его губы касались моего тела после каждого слова. Я млела… И вдруг:

– Что это?!

Так… Ларс наткнулся на синяк. Я пожала плечами как можно спокойней:

– Синяк.

Мол, чему тут удивляться, разве девушки не могут иметь в качестве украшения на бедре синяки трехдневной давности?

– Я вижу, что это синяк. Ты не желаешь объяснить, где он заработан?

– В спортклубе.

– Где?!

Я вздохнула, лучше уж объясниться, все равно же теперь докопается.

– На занятиях крав-мага.

– Чего?

– Крав-мага – это такая система единоборств, вернее, самообороны. Мы с Дорис этим занимаемся.

Передать выражение лица Ларса я не способна, даже не поняла, что именно было в его глазах.

– Против кого ты собираешься применять приемы этой самообороны?

– На всякий случай.

– Бритт тоже занимается?

– Нет, ей хватило пары ссадин.

– А тебе, значит, нет? Где еще синяки?

– У меня немного, Том меня хвалит. У нас с Дорис получается.

– Так, пора разбираться основательно! – Ларс даже уселся. – Кто такой Том, какого черта тебя занесло на крав-мага и почему я не видел синяков в прошлый раз?

– Объясняю доходчиво. С Дорис и Лукасом я вместе учусь, Лукас познакомил меня со своим тренером по крав-мага Томом. А синяки? Просто я талантливая. Продемонстрировать?

– Обойдусь. Пожалуй, я просчитался, оставив тебя одну, нужно было забрать с собой в Оксфорд. Теперь уже нет смысла, осталось немного. Куда Бритт смотрела, я же просил ее не спускать с тебя глаз.

– Ты просил Бритт? Она, случайно, не докладывала тебе обо мне ежедневно?

– Ежедневно нет, но иногда докладывала. Ты против? – красивая бровь снова красиво приподнялась. – Ладно, объясни, зачем нужно учиться самообороне? В университете стало опасно или к тебе слишком часто пристают с неприличными предложениями?

– Просто так.

– Где еще синяки?

– Не знаю, какая разница?

– Тебе, может, и нет разницы, ты же себя не видишь, а мне есть. Ну-ка, дай посмотрю!

Следующие четверть часа я крутилась ужом, потому что Ларс разглядывал меня, мало заботясь о моем смущении.

Синяков больше не нашел, а вот заниматься крав-мага запретил.

Мы сбились со счета, да и кому бы пришло в голову в нашем случае считать, сколько раз тела переплетались…

Я хихикнула.

– Что?