Последний ответ - Франсеск Миральес

— Надеюсь, ваша подруга не ждет вас к ужину, — сказал Павел низким голосом. — Впрочем, через час мы должны быть уже на месте. Куда вас подвезти?

Я ответил не сразу. В мои планы не входило, чтобы Павел или кто-либо другой узнали о нашем тайном бруклинском убежище, однако упоминание о подруге меня взволновало — я ведь ни слова не произнес о Саре.

— А почему вы считаете, что меня ждет подруга?

Поляк с изрядным хладнокровием обогнал длинномерный грузовик, только потом чуть улыбнулся и ответил:

— В восьмидесяти процентах случаев ночные свидания мужчины назначают дамам. Насколько мне известно, научные симпозиумы по ночам не проводятся, деловые переговоры на двоих тоже устраиваются редко.

Ответ был разумный. Я немного успокоился, хотя меня все-таки раздражала высокомерная уверенность, с которой Павел высказывался по любому предмету.

Я решил ему подыграть:

— А остальные двадцать процентов?

— Это мужчины, которые встречаются с другими мужчинами — для тех же целей, что и прочие восемьдесят.

Поляк все замедлял ход «мерседеса», пока вдруг не повернул туда, где точно не было Нью-Йорка.

— Куда мы едем? — спросил я с тревогой.

— В кафе-фастфуд. Мне нужно быстренько проглотить бутерброд. Вы не станете возражать?

Хотел я этого или нет, но в любом случае понимал, что Павел привык действовать по собственной прихоти и ожидал от других только согласия. Как бы то ни было, меня тоже начинал одолевать голод.

— Гамбургер мне тоже не повредит, но я должен быть в Нью-Йорке до полуночи.

— Как Золушка, — пошутил поляк. — Что ж, так и будет.

В конце второстепенной дороги уже засверкали огни «Френдлиз». Это оказался огромный застекленный ресторан округлой формы. На красной панели мерцала неоновая вывеска с названием заведения.

В этот час внутри находилась только парочка толстяков, в молчании поглощавших свои исполинские порции.

Официант сразу же обратился ко мне по-испански с мексиканским акцентом и предложил место в противоположном конце зала.

— Откуда он знает, что я говорю на его языке? — спросил я у Павла, когда мексиканец удалился.

— Официанты — великие физиономисты, особенно те, что работают в придорожных заведениях. По внешности и походке клиента они способны распознать даже его родной город. Я, кстати, тоже обладаю этим умением.

В доказательство Павел невежливым щелчком пальцев подозвал нашего официанта и спросил, когда тот подошел:

— Вы ведь из Пуэблы, я не ошибся?

— Вы не ошиблись, сеньор. Чем могу служить?

— Подходите через пять минут, и мы вам скажем.

Официант сдвинул брови и удалился энергичным шагом. Несомненно, он нас вполголоса проклинал. Я подумал, что, очень возможно, Павел вызывает всеобщую ненависть на своем краковском факультете.

— Как вы узнали, что он из Пуэблы? — спросил я, изумленный его угадкой и грубостью.

— Чисто эмпирическим путем. Мне приходится много путешествовать по работе, и у меня есть дурная привычка спрашивать официантов-эмигрантов, откуда они родом. Таким образом я и выяснил, что мексиканцы из ресторанов Нью-Йорка и его окрестностей по большей части родом из Пуэблы.

Этот идиотский разговор уже начал меня утомлять, поэтому я решил покончить с шуточками и анекдотами, взять быка за рога и спросил:

— Как вам показался кабинет Эйнштейна?

Павел потер толстые волосатые руки и только потом ответил:

— Скукотища, как и во всех кабинетах ученых. Мне совершенно не важно, сколько раз Эйнштейн засыпал в том или ином кресле.

— А я принимал вас за великого защитника отца теории относительности. Значит, в Принстоне вы не обнаружили ничего интересного?

— Нет ничего нового под солнцем. Снова эта чертова формула, которая кое-кого сводит с ума.

Мне понравилось, что поляк выложил карты на стол — так мы быстрее закончим.

— Итак, вы, как и Йенсен, увлеклись этой формулой.

— Умоляю, — возразил мой собеседник, — не упоминайте при мне о шарлатанах. В вопросах науки я доверяю только тем, кто как минимум имеет университетское образование и докторскую степень. Всем прочим лучше бы помалкивать.

— Тогда давайте тут и окончим наш разговор! — воскликнул я, недовольный тем, что Павел плохо отозвался о покойном. — Ведь я только бедный журналист, специалист во всем и одновременно ни в чем!

— Пожалуйста, не нужно понимать меня превратно, — примирительно ответил доктор физики. — Я считаю вас человеком разумным, который не выстраивает идей по поводу того, чего не знает. Убежден, сейчас вам известно куда больше, чем мне.

— Вы намереваетесь вытянуть из меня информацию. Так вот, мне жаль вас разочаровывать, но у меня нет никаких мыслей насчет значения этой формулы. Как вы сами заметили, у меня не имеется ни докторской степени, ни университетского образования.

— Формула меня нисколько не интересует. Мои исследования имеют совершенно иную направленность. В сотрудничестве с кафедрой неврологии моего университета я работаю над мозгом Эйнштейна. Вот где ключ!.. Вскоре мы достигнем значительных результатов.

— Мне хотелось бы узнать, в чем именно заключается ваша работа, — выдал я в неожиданном приступе любознательности.

— Ваше любопытство вполне логично, но во время ужина я лучше вам ничего рассказывать не буду, иначе моя история может вызвать неблагоприятные последствия.

В следующий момент Павел уже подзывал официанта щелчком пальцев. Уроженец Пуэблы явился, едва сдерживая ярость, и у меня возникло предчувствие, что добром эта ночь не закончится.

Секрет творчества в том, чтобы знать, как прятать его источники.

Альберт Эйнштейн

Пока нам не принесли кофе, Павел не отваживался ввести меня в курс своих исследований. Для начала он предложил мне выложить что-нибудь взамен.

— Сомневаюсь, что могу предложить вам хоть что-то стоящее, — ответил я. — Моя работа по Эйнштейну сводится к заполнению некоторых лакун в его биографии. До сего времени я, кажется, не нашел ничего, что могло бы заинтересовать человека из академической среды.

— А об этом уж предоставьте судить мне, — заметил Павел, надевая на переносицу тяжелые очки. — Предлагаю вам сделку: я излагаю посмертную судьбу Эйнштейна, а вы за это оказываете мне маленькую услугу. Речь идет об особе, с которой мы оба знакомы.

В ресторане потушили весь свет, за исключением лампочки над нашим столом, — это был недвусмысленный намек на то, что нам пора уходить. Я оплатил счет, включая пятнадцать процентов чаевых, однако Павел вовсе не спешил подниматься из-за стола.