Факультет закрытых знаний - Маргарита Блинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я послушно упала на жесткую кожу сиденья.
Итон-Бенедикт обошел массивный письменный стол, дернул верхний ящик, достал маленькую плоскую шкатулку и сунул ее в карман штанов.
– Когда я брал вас в команду, то был уверен, что подобного разговора между нами никогда не случится.
Вопреки моим ожиданиям, он не сел на свое место, предпочтя вновь обойти стол, придвинуть еще одно кресло и устроиться напротив.
– Скажите, Вейрис, в чем я ошибся? – с напором спросил он, испепеляя меня взглядом. – Разве чистокровные оборотни при наличии истинной пары способны изменять своим партнерам?
– Нет… – промямлила я, опуская глаза.
– Громче! – рявкнул мужчина.
Вскинув голову, сжала пальцами подлокотники кресла и выпалила:
– Нет, не способны!
Итон-Бенедикт подался вперед. Черты лица заострились и приобрели хищное выражение.
– Тогда потрудитесь объяснить, что вчера на вас нашло?
Закусив губу, я выпустила когти и с каким-то садистским удовольствием пропорола кожаную обивку казенного кресла.
– Что конкретно вас не устроило в моем поведении, господин ректор? – зарычала, чувствуя, как постепенно начинаю заражаться непонятной злостью и раздражением, исходящим от Итона-Бенедикта.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – сверкнул глазами он.
– Понятия не имею.
Я пожала плечами и неожиданно поняла, что потерянное в первые секунды разговора самообладание возвращается. Выпрямившись, стянула промокшее пальто, бросила его на спинку кресла и только после этого картинно приподняла брови:
– Позвольте уточнить, господин ректор. Вам не понравилась моя баталия с Блошем и его мышами? Или прилюдный подрыв вашей репутации в коридоре западной пристройки обеспечил вам бессонницу? А может, – подалась чуть вперед, – вас взбесил абсолютно недопустимый с моей стороны флирт на вчерашнем вечере?
Итон-Бенедикт сузил глаза и недовольно поджал губы.
Да, меня было за что поругать. Накосячила я вчера знатно, спорить не буду. Но хотелось бы, чтобы ругали и наказывали заслуженно, по справедливости, а не вот так, как это делает сейчас ректор.
– Ну же, господин Итон-Бенедикт. Я просто теряюсь в догадках: что же в поведении простой студентки смогло разозлить такого уравновешенного, спокойного и рассудительного человека, как вы?
Ректор выдержал многозначительную паузу, и только затем сурово отчеканил:
– Ты целовалась с Джеромом.
Я фыркнула и откинулась на спинку кресла.
Смешно! Ну право слово, смех да и только! Значит, ректор в состоянии простить все мои грехи и прорехи в воспитании, но не дружеский поцелуй с наследником?
Кошачья сущность покосилась на меня вытаращенными от удивления глазами. «Дружеский поцелуй», – повторила я про себя, стараясь поверить в эту мысль, но вышло не слишком убедительно, да и ректор тут же подлил масла в огонь.
– Молодость и незнание, – сухо проронил Итон-Бенедикт, постукивая пальцами по подлокотнику своего кресла. – Я списываю ваше поведение на вчерашнем вечере именно на молодость и незнание некоторых нюансов. Увы, с молодостью и подростковым безрассудством по силам справиться только времени. Но насчет остального, Вейрис, я готов вас просветить.
Я нахмурилась и скрестила руки на груди. Сидящий в противоположном кресле мужчина мало походил на прежнего Итона-Бенедикта. У этого человека были менторский тон, отталкивающе резкие черты лица и светло-зеленые глаза, смотревшие на меня с таким ледяным холодом, что кровь в жилах стыла. Удивительно, как все-таки злость портит и искажает внешность людей. Хотя я сейчас, наверное, выгляжу не лучше.
– Начнем устранение прорех в ваших знаниях с общего мнения о пардах, которое бытует в высших кругах, – начал лекцию ректор. – Наделенные от природы удивительной грацией и соблазнительной пластикой, темпераментные черные кошечки всегда были экзотической мечтой любого мужчины. Поверьте, Вейрис, абсолютно каждый хотел бы оказаться с кем-нибудь из черных леопардочек в одной постели. И вы охотно воплощаете наши мечты.
Не выдержав, я глухо зарычала.
– Задел? – усмехнулся мужчина, хотя не мог не заметить, как сильно оскорбили меня его слова. – После того как бо́льшую часть вашего клана выдворили из королевства на территорию прайда, те немногие, что остались, были вынуждены выживать. Выживать всеми доступными способами. Именно поэтому теперь слово «парды» является синонимом легкодоступной женщины. С такими приятно засыпать, но всерьез любить вас никто не станет. И хотя ты, может, и другая, Джером никогда не будет относиться к тебе как к любимой женщине. – Хриплый голос Итона зазвенел от сдерживаемой ярости. – Ему не позволят встречаться с тобой всерьез. Ему не дадут разрешения на серьезные шаги, не будет помолвки или брака. Ему никогда не позволят признать вашу связь и возможные…
Ректор неожиданно умолк, а меня посетила неожиданная догадка.
Леди Ильсор! Вот в чем дело. Он дает советы и учит жизни не меня, он пытается загладить позорную интрижку своей матери.
– Что же вы замолчали, господин ректор? – насмешливо фыркнула я, нарочно нарываясь. – Договаривайте, раз взялись читать мне лекцию о личной жизни. Молчите? Хорошо. Тогда я скажу за вас. Никто никогда не признает нашу связь и возможные последствия этой кратковременной интрижки.
Исполненная неожиданным приступом гнева, я вскочила на ноги и, сама не понимая, что несу, закончила свою мысль:
– Но не волнуйтесь. Я – не ваша мать.
Слова, продиктованные эмоциональным порывом, сорвались с моих губ и больно ударили сидящего мужчину прямо в сердце. Медленно, очень медленно Итон-Бенедикт встал, распрямился и про-шипел:
– Вон!
Меня парализовало от страха. Желание бежать сломя голову столкнулось с полным ступором тела и потерпело фиаско. Замерев, словно сурок перед готовой к атаке змеей, я с ужасом смотрела в потемневшее от злости лицо и почему-то думала, что именно так и должна выглядеть смерть.
Словно не понимая, какой эффект произвел, мужчина наклонился еще ближе и сипло выдохнул мне прямо в лицо:
– Пошла вон!
Взвизгнув от обуявшего меня дикого ужаса, я отскочила, свалив кресло на пол, и рванула к выходу. Запертая ректором еще в начале разговора дверь не поддавалась, несмотря на все мои дерганые попытки выбраться.
– Убирайся…
Заорав в полный голос, я принялась с удвоенной силой дергать двумя руками ручку. За спиной послышались шаги, шуршание одежды и тяжелое, какое-то болезненное дыхание, а затем побледневшая, изъеденная морской солью мужская ладонь легла на дверь.
Громкий треск взорвал воздух, и тяжелая деревянная створка, подбитая по краям железными прямоугольниками, сорвалась с петель и вылетела в коридор. Не дав себе и секунды на удивление, я рванула на свободу. Одним длинным прыжком миновала бо́льшую часть площадки и понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Выбежав на улицу, не останавливаясь, понеслась дальше и притормозила только в паре десятков метров от крыльца в западную пристройку.